В твоем плену
Шрифт:
Киваю.
– Так зачем ты звонила отцу, Хэвен?
– тихо повторяет вопрос, глядя на меня открытым внимательным взглядом.
Я долго смотрю в его удивительно серые - чистый металл, без примесей и крапинок - глаза, и вдруг решаю довериться. Не пытаясь анализировать почему и зачем. Просто беру и рассказываю.
Про Хайдена, про их неприязнь с Расселом и про то, что он был со мной в машине в тот день.
– Ты был прав, подозревая, что не твой отец - причина того обстрела. Но и не я. Никто за мной не гоняется, и защита мне не нужна. Она очень нужна моему брату,
– Вчера он пропал.
Он долго смотрит своим пронзительным, пронизывающим насквозь как лазером, взглядом и говорит спокойно и уверенно:
– Я его найду.
И я ему верю.
И улыбаюсь робко в ответ, когда он спрашивает:
– А, может, ну их, эти коктейли, жахнем национального неразбавленного?
Глава 16.2 По душам
Пока мы ждем доставку напитков и закусок в номер, Сойер выходит в коридор. Сказал, что ему нужно позвонить. При мне разговаривать, видно, не хочет. Или не может. Но причины меня не очень интересуют. Все, что я хочу, чтобы он нашел Хайдена. А как он это сделает, мне параллельно.
Сейчас параллельно. А там посмотрим.
За недолгое время его отсутствия я переодеваюсь в трикотажные брюки
Когда он возвращается, я не задаю вопросов. Да и не успеваю - едва Сойер входит, в дверь стучат.
Официант вручает ему поднос со всем, что он назаказывал, и мы усаживаемся в кресла перед приятно трескочущим камином.
Я испытываю такую сильную, всеобъемлющую усталость, причем больше моральную, нежели физическую, что всю сервировку и подготовку перекладываю на Сойера и с немой благодарностью принимаю потом из его рук бокал белого вина. От водки я все же благоразумно отказалась. Как и от шампанского - праздновать лично мне нечего, да и я хорошо знаю, как коварны могут быть его воздушные пузырьки. А мне категорически - совершенно, решительно - нельзя расслабляться.
Точнее, нужно, но в разумных пределах. А с вина меня обычно не сильно торкает.
Казалось бы, раз устала, сиди и молчи, наслаждайся покоем, хорошим вином и созерцанием огня, но я была бы не я… Меня тянет поговорить. Как всегда…
– Мое второе имя… - произношу негромко, покручивая бокал в руке и с увлечением глядя, как прохладная и тягучая, будто густая, жидкость, волнообразно скользя по запотевшим стенкам винного сосуда, отвоевывает у него все новые территории.
– Я, наконец, узнаю эту тайну?
– несмело улыбаясь, спрашивает он, подталкивая меня продолжать.
– Моя мать слегка… - делаю паузу, подбирая менее обидное определение, чем пришедшее в голову "с придурью", - со своеобразным чувством юмора, и ей показалось забавным, если второе имя будет продолжением первого, и вместе они будут звучать как известная фраза. Мне достались Рай и Ад. Хэвен Энхел. И хоть она схитрила, объединив "и ад" в одно слово и оставив только одну "Л", никого этим не обманула.
Делаю еще один глоток чуть потеплевшего до оптимальной температуры, а потому потерявшего легкую кислинку, которая почудилась мне при первой дегустации,
– В школе дразнили?
– снова не дает мне Сойер увязнуть в своих скачущих, как блохи, мыслях.
– Не то чтобы дразнили, но без внимания сей чудный факт не оставляют до сих пор. Ты не исключение.
Впервые за вечер смотрю ему прямо в глаза.
– Прости за это, - он тоже смотрит на меня.
И в глаза, и сразу в душу. Серьезно и хлестко. Невыносимо.
– Ерунда, - трусливо отвожу взгляд и торопливо перевожу акцент со своей персоны.
– Себя мать тоже не пощадила. И Хайдена, которому дала второе имя Сик[1], тем самым приговорив прятаться и по жизни. Как вы яхту назовете… - горько усмехнувшись, заключаю по-русски.
– А мое "Кей" от имени деда-ирландца, - переводит Сойер стрелки на себя, удовлетворяя и мое ранее озвученное любопытство, и голос его при этом звучит преувеличенно бодро.
Вряд ли он так уж воодушевлен историей семьи, скорее, это акция психологической помощи эмоционально неустойчивой мачехе.
– Его звали Conlaoch, что означает "высший вождь". По ирландским традициям меня вообще должны были назвать как деда. Первый сын - имя деда по отцу, второй - деда по матери, третий сын - имя отца. У девочек, кстати, так же. Но Рассел решил, что для Штатов такое имя слишком сложное, и оставил имя предка вторым, сократив до одной буквы. По произношению, не по написанию.
– Как сложно…
– Всегда сложно, когда правила и традиции противостоят желаниям, - говорит он и отводит глаза.
А мне почему-то вдруг кажется, что он имел в виду меня. Нас… Вспоминаю свою недавнюю крамольную мысль, что он хочет того же, что и я, точнее, не я, но мое тело хочет точно, и рука с бокалом предательски дрожит. Я торопливо ставлю его себе на бедро и вслед за ним опускаю и взгляд. В горле моментально образовывается комок, а глаза противно пощипывает.
Но уже через секунду понимаю, что обманулась. Опять…
Отвернулся Сойер не из-за скрытого смысла своих слов, что мне, размечтавшейся дуре, померещился, а лишь чтобы наполнить свой опустевший бокал. Скосив глаза, наблюдаю, как, плеснув бурбона, едва покрыв им донышко, Волчек щедро, до верха, залил в него Колы. Видимо, и в его планы не входит напиваться сегодня. Но мотивы у нас, однозначно, разные.
Что ж, тем лучше для меня.
С раздражением запив гадкий комок, я спрашиваю:
– Что за тёрки у вас с Расселом? Почему вы… избегаете друг друга?
Выбранная формулировка для их многолетнего взаимного тотального игнора, очевидно, забавляет его - фыркает он с легко читаемой иронией.
– Мне интересно послушать твою версию.
Короткий заинтересованный взгляд.
– Своей у меня нет. Только то, что слышала от Раса - что ты связался с плохой компанией и оказался слишком слабым духом, чтобы не поддаться дурному влиянию.
– Умно, - вновь усмехается он.
– Не слишком изобретательно, но эффективно.
– А на самом деле?