В ударном порядке
Шрифт:
Онъ смотрѣлъ на меня, на жеребенка, – не зналъ, что дѣлать.
– «Осмотрите! Вы отъ политической части, и заключеніе ваше важно. Исходъ, конечно, летальный, но… что вы скажете о… статьяхъ?»
Онъ не колебался ни секунды. Съ видомъ эксперта, для чего-то всадивъ пенснэ, онъ нагнулся надъ жеребенкомъ и постоялъ, руки въ боки. Потомъ, покачавъ головой, – мда, неважно!.. – онъ потянулъ за ножку. Жеребенокъ открылъ глаза, и синій его языкъ высунулся со свистомъ.
– «На животъ не жмите!» – закричалъ я, видя, что этотъ нахалъ кому-то подражаетъ. – «Перитонитъ, больно!»
Меня мутило, но было нужно – «во имя чѣловека» –
Онъ подавилъ у шеи, взглянулъ на десны, въ обложенное небо, и потрепалъ по гривкѣ.
– «Да, онъ сдохнетъ!»
– «Совершенно вѣрно. А не имѣемъ ли мы характерный случай деградаціи формъ скелета?…» – хватилъ я крѣпко.
– «Да, случай характерный…» – серьезно сказалъ галчонокъ.
– «Да вы, позвольте… въ кавалеріи служили?»
– «Я…?» – оторопѣлъ онъ что-то, и его пенснэ упало. – «Я, собственно, интересовался медициной, фармакопеей… я былъ…»
– «Въ аптекѣ?» – сразу попалъ я въ точку. – «Кстати… вы не знакомы съ…?» – ввинтилъ я такое имя изъ ихняго синклита, что у него зазвенѣли шпоры. – «Онъ тоже интересовался фармакопеей, теперь интересуется анатоміей. Онъ будетъ доволенъ, что у него спеціалисты и по конской части. Какъ ваше… «Чистый»?…
– «Ясный». Товарищъ «Ясный». Я пока сверхштатный…»
– «Только? Ну, теперь, надѣюсь… Сейчасъ актикъ осмотра… Хорошаго они тутъ намъ съ вами чуть, было, не натворили!.. Такой-то экземплярчикъ – послали-бы въ Европу, рысачка-собаку! Непріятно, что дойдетъ до совнархоза… Странно, что не нашлось спеціалиста, изводили средства… Но, дѣйствуя въ ударномъ порядкѣ… А ну-ка, пристрѣлите! – приказалъ я оторопѣвшему галчонку. – Не стоитъ мучить. Ну, вы мастеръ…»
Стоявшіе отскочили, Ситикъ тоже. «Сверхштатный» показалъ зубки, его повело дрожью, и стало его лицо хоречьимъ. Онъ нервно отстегнулъ кобуру и вытянулъ «присягу». Рука его ходила. Все такъ же щерясь, онъ присѣлъ къ жеребенку бокомъ, навелъ въ затылокъ…
– «Подъ ухо» – крикнулъ я, стивнувъ зубы, повернулся – и увиделъ матку!
Кобыла смотрѣла странно. Она, какъ-будто, присѣла, вытянувъ голову, выкинувъ впередъ уши…
– «Возьмите матку!» – крикнулъ я съ болью, – и стукнулъ выстрѣлъ.
Кобыла метнулась съ ржаньемъ, сдѣлала большой кругъ и остановилась, въ дрожи, наставивъ уши. Фыркнула – потянула воздухъ и дико перемахнула загородку. Она круто остановилась передъ жеребенкомъ, замоталась, фыркнула разъ и разъ и, что-то понявъ, склонилась. Она обнюхивала его, лизала окровавленную шею, лизала губы… – и странный, хрипучій стонъ, похожій на рыданье, услышалъ я, душою… Его я помню, этотъ странный звукъ. Виню себя, – забылъ о маткѣ. Увести бы надо…
Не до сантиментовъ было. Я не подалъ вида. Мастеръ качалъ ноганомъ, стоялъ ощерясь, блѣдный.
– «Чистая работа!» – сказалъ я. – «Умѣете, товарищъ «Ясный». Вовремя скакнули, матки строги. Теперь я вскрою, и составимъ актикъ».
Матку едва стащили, свели въ конюшню. Я вскрылъ: гнойникъ: гнойникъ, плевритъ, перитонитъ, – все ясно.
– «Товарищъ докторъ… и вы, товарищъ… прошу обѣдать»! – пригласилъ насъ Ситикъ. – «Тамъ обсудимъ».
Въ знакомомъ кабинетѣ еще висѣлъ дипломъ какой-то, въ золоченой рамкѣ, съ отбитою коронкой; продранные стулья, чужіе будто, стояли сиротливо; дремало кожаное кресло, въ подушечкахъ, – вотъ придетъ хозяинъ, отдыхать. Столъ утащили: былъ простой, изъ кухни. Курячьи кости валялись на газеткѣ, огрызки огурцевъ и хлѣба, револьверъ. Марксъ мохнатый висѣлъ въ простѣнкѣ, портретъ товарища Свердлова, въ вѣночкѣ, изъ безсмертниковъ, – Ситикъ былъ сантименталенъ! – конечно, Ленинъ и рядомъ «Боярыня» изъ «Нивы», въ краскахъ. Туфли бѣжали по полу въ разбродѣ, висѣли на гвоздѣ подштанники. Все – пусто, гнусно, по-цыгански.
Я усѣлся въ кресло и предложилъ товарищамъ – курите: были у меня хорошія кручонки, въ вѣскомъ портсигарѣ. Взяли осторожно, какъ кошка рыбку. А я изобразилъ картинно, какъ «Ильчикъ», мать – «Забота» отецъ – «Ковыль», – погибъ отъ двусторонняго плеврита, отъ круппозной пневмоніи, перитонита, менингита… Рана, при наличіи дефектовъ организма… признаки «орловца» слабы, скелетъ недоразвился… вышло къ счастью, иначе – уронъ престижа, поводъ къ критикѣ хозяйства… что, по справкамъ, есть пара жеребятъ отъ полукровокъ, лучшихъ; что рекомендовалъ бы направить одного въ «Либкнехтово», гдѣ тов. Ситикъ, энергичнѣйшій работникъ, спеціалистъ по коневодству, имѣетъ сознательныхъ помощниковъ; что при осмотрѣ тов. «Ясный» показалъ незаурядное знакомство съ дѣломъ; что…
– «Чѣмъ-нибудь дополнитъ, тов. Ситикъ?»
Онъ сіялъ. Чего же больше? Лучше не напишешь.
– «Геніально!» – промолвилъ «Ясный». – «Вы большой ученый!»
– «Три факультета… перманентная работа въ центрахъ… консультантъ при совнархозѣ… Только въ экстренныхъ случаяхъ, какъ вашъ, куда проѣдешь…» – и я загнулъ покрѣпче: – «А на васъ косятся, тов. Ситикъ» Да, да… Надѣюсь, съ моимъ докладомъ… я вношу реформы въ коннозаводствѣ… вы намъ пригодитесь».
«Ясный» смотрѣлъ подобострастно, дрожали пальцы. Ситикъ – восхищенно. Пошелъ распорядиться.
– «Карточку вашу, тов. «Ясный»?… Завтра ко мнѣ заѣдетъ… я поговорю. Что бы вы хотѣли?»
Онъ прошепталъ мѣстечко. Малый былъ непромахъ!
– «Отмѣтимъ. Только… ни слова! Просьбами заваленъ!.. – я показалъ на горло, – ни слова даже, что знакомы… испортить могутъ!»
Обѣдъ былъ царскій – отбивныя котлеты, куры, борщъ съ пупками, съ печенками, пломбиръ, печкинскія сливы, съ индюшечье яйцо, и – брага, вродѣ самогона. Жрать хотѣлось, но въ этомъ домѣ я не тронулъ ни кусочка: дожирали стариковъ моихъ, прошлое въ меня глядѣло.
Я сослался на строгую діэту, – пробить кишечникъ! – ржаные сухари да рѣдька, да полосканье спиртомъ. Очень удивились и дали рѣдьки. Грызъ ее и плакалъ, подъ примочку. Думалъ, какъ бы стариковъ увидѣть. Къ «доппингу» прибѣгнуть? Нѣтъ вѣрнѣе. И не ошибся. Они исправно жрали. Я подгонялъ на брагу, спиртъ въ резервѣ. Крѣпокъ я на спиртъ. Они совѣли. Я предлагалъ за Коминтернъ, за «міровую», за особъ… Ситикъ былъ въ развалѣ, галчонокъ копошился, зеленѣлъ, овцой воняло отъ его кожанки. Я развелъ имъ, по-сибирски, на 70, долилъ горячей, «по рецепту…» – и мы хватили! У «Ясного» глаза запѣли въ небо. Ситикъ подвалился. А я – подъ рѣдьку. Поднялъ хлыстъ – «даешь Европу!» – и мы хватили, безъ отказу. Галчонка завертѣло отъ «европы», онъ поднялся, зацѣпился шпорой. Я слышалъ только – «о, товарищъ…!» – Куда-то утащился.