В воздухе - испытатели
Шрифт:
– Командир, скорость снижения установилась! Восемнадцать метров в секунду... Высота - шестьсот пятьдесят метров, - доложил Борошенко.
– Вижу. - Шишов нажал пальцем на кнопку передатчика радиостанции и передал скороговоркой руководителю полетами:
– "Изумруд", я - "Полюс-тридцать девять". У нашего аппарата произошла поломка стабилизатора. Произвожу посадку на авторотации. Прием!
– "Полюс-тридцать девять", я - "Изумруд". Вас понял. Производите посадку на авторотации. Прием! "Полюс-двадцать
Вертолет Шишова продолжал энергично снижаться и снижаться.
Неумолимо ко всему экипажу приближался тот момент во времени, когда нужно было увеличивать шаг несущих винтов. Притом увеличивать его нужно было, учитывая много обуславливающих полет факторов и с таким расчетом, чтобы в момент приземления вертолет коснулся земли всеми четырьмя колесами шасси.
И этот момент подошел.
Борошенко в нетерпении произнес:
– Увеличивай шаг!..
– Рано, - ответил ему коротко Шишов.
А вертолет тем временем ненасытно заглатывал метр за метром высоту.
– Пора! - произнес, наконец, решительно Шишов и очень плавно, но энергично потянул на себя рычаги шага винтов...
Вертолет снижался. До земли осталось уже несколько метров. Дело решали считанные секунды. Летчиком точно установлен момент - и вот, координированно и четко работая рычагами и педалями, Шишов мастерски производит труднейшую посадку.
– Ух!.. - вздохнул протяжно и глубоко Шишов и рукавом кожаной куртки вытер пот со лба.
На его висках змейками вились и ритмично вздрагивали синеватые жилки. Шишову хотелось даже запеть от радости. Но он спокойно, как будто ничего не случилось, спросил у руководителя полетами разрешение перерулить бетонированную полосу и медленно повел Як-24 к стоянке.
Борттехник Сунцов легонько дотронулся рукой до плеча Шишова и проговорил:
– Летаете, командиры, по-чкаловски. Ей-богу, по-чкаловски!
– Ну ладно, ладно. Дифирамбы потом... Ты, Анатолий батькович, соображай лучше, как скорее осмотреть свое хозяйство, обнаружить неисправность.
– Смотрите, друзья, на стоянке нашего вертолета находится сам Николай Кириллович! - воскликнул Борошенко.
– Так что, товарищи рыбаки-охотники, приготовьтесь к снятию стружки! пошутил Шишов.
Да, это был главный конструктор Як-24 Николай Кириллович Скржинский человек очень талантливый, простой и добрый.
Стружки, конечно, не было. Когда вертолет зарулил и были остановлены его двигатели, когда экипаж испытателей шумно вывалился на землю, Скржинский подошел к Шишову, обнял его и проговорил:
– Спасибо вам, друзья! Спасибо за спасенную машину!
Высвободившись из объятий Скржинского, Шишов попятился назад и шутя спросил:
– Николай Кириллович, за что вы нас так сильно "ругаете"?
Все тут же громко рассмеялись. А Скржинский серьезно сказал:
– Павел Иванович, дорогой, посадку
Скржинский и Шишов отошли в сторону.
– Ну, рассказывайте, как мое детище вело себя, - с нетерпением спросил Скржинский.
Шишов стал докладывать, как проходил полет.
Вскоре к ним подбежал Сунцов и доложил, что на вертолете лопнула труба, соединяющая правую и левую половины стабилизатора.
– Это ерунда! - проговорил спокойно Скржинский. - Это несерьезно. Мы быстро устраним. Так что через несколько дней, Павел Иванович, вы полетите опять.
– Полетим, машина хорошая, - ответил Шишов. Они снова подошли к вертолету. Скржинский нежно дотронулся до него рукой, опустился затем на колени на траву и начал измерять величину хода всех четырех амортизационных стоек шасси, говоря при этом:
– Многовато, Павел Иванович, просели стойки, а?.. Как вы думаете?
– Так я же вам и говорю, вертикальная скорость при приземлении была порядка два-три метра в секунду. Стойки крепкие, значит!..
– Да, да... - волнуясь и тяжело дыша, басил Скржинский. - Хорошо, хорошо! Спасибо... Спасибо, дорогой Павел Иванович.
...Через несколько дней начались снова полеты. А вскоре был подписан акт по проведению испытаний.
Як-24 пошел в серию.
Посвящение в испытатели
Посвящение в испытатели... Оно было у каждого из нас. И приходилось моим боевым товарищам говорить со своей судьбой языком мужества и героизма, сдавать экзамены по пилотированию, самолетовождению, знанию техники. И все-таки главное посвящение - в преодолении первых непредвиденных трудностей.
У заслуженного штурмана-испытателя СССР Алексея Максимовича Халявина посвящение в испытатели произошло в одном из первых испытательных полетов.
Было это давно, в октябре 1948 года.
Тогда старшего лейтенанта Халявина - молодого штурмана-фронтовика, полетавшего к тому же после войны в сложных условиях Дальнего Востока, назначили в испытательную бригаду на самолет Ли-2.
Предстоящие испытания казались, на первый взгляд, проще простых: в нескольких полетах следовало проверить работу нового, установленного только на одном правом моторе, дренажа маслосистемы.
Чтобы не "утюжить" напрасно воздух, решили в первом же полете "совместить приятное с полезным" - погрузили в самолет четыре автомобильных мотора, которые следовало срочно доставить на один из аэродромов.
И вот рано утром летчик Кривошапко, штурман Халявин, борттехник Федоскин и радист Краснопеев взлетели со своего аэродрома и взяли нужный курс.
Погода по маршруту не радовала: шел мокрый снег, высота нижней кромки облаков была 80-120 метров, видимость - не более полутора километров, температура около нуля. В общем, самые благоприятные условия для обледенения.