В высших сферах
Шрифт:
– Извините, премьер-министр, – подал голос Дуглас Мартенинг, умному лицу которого толстые линзы очков в роговой оправе придавали сходство с совой. – По-моему, следует протоколировать ход заседания. Это поможет впоследствии избежать разногласий по поводу того, кто и что именно сказал.
Все сидевшие за овальным столом обернулись к стенографисту, который скрупулезно записывал дискуссию, касавшуюся его собственного присутствия. Мартенинг добавил:
– Протокол будет засекречен, а мистеру Маккуиллэну, как вы знаете, и в прошлом доверялось немало секретов.
– Это действительно так, – в ответе Джеймса
Слегка зардевшись, объект дискуссии поднял глаза, перехватив взгляд премьер-министра.
– Что ж, хорошо, – согласился Хауден. – Пусть ход заседания протоколируется, однако ввиду его особой важности я должен напомнить стенографисту о законе о государственной тайне. Я полагаю, вам известно его содержание, мистер Маккуиллэн?
– Да, сэр. – Стенографист добросовестно записал вопрос премьер-министра и свой собственный ответ.
Переводя взгляд на присутствовавших, Хауден собрался с мыслями. Готовясь вчера ночью к заседанию, он выстроил четкую последовательность шагов, которые следовало предпринять до встречи в Вашингтоне. Одна жизненно важная задача, которую было необходимо решить на самой ранней стадии, заключалась в том, чтобы убедить других членов кабинета в своей правоте. Именно поэтому в первую очередь он собрал здесь этих людей в узком кругу. Если он добьется одобрения среди них, он заручится надежной поддержкой, которая сможет оказать нужное воздействие и склонить к согласию остальных министров.
Джеймс Хауден надеялся, что сидевшие перед ним пятеро коллег смогут разделить его взгляды и разберутся в возникших проблемах и альтернативах. Если же из-за недостатков чьих-то умов, менее острых, чем его собственный, произойдет совершенно ненужная затяжка с решением, это может привести к катастрофе.
– Не может быть более никаких сомнений, – начал премьер-министр, – в ближайших намерениях России. Если когда-либо и существовали какие-то сомнения, события последних месяцев рассеяли их полностью. Достигнутый на прошлой неделе альянс между Кремлем и Японией; предшествовавшие ему коммунистические перевороты в Индии и Египте, где установлены сателлитные режимы; наши дальнейшие уступки по Берлину; ось Москва – Пекин с ее угрозой Тихому океану; рост числа ракетных баз, нацеленных на Северную Америку, – все это приводит к одному только выводу. Советская программа мирового господства приближается к кульминационной точке – и не через пятьдесят или двадцать лет, как мы, успокаивая самих себя, некогда полагали, а уже при жизни нашего поколения, в текущем десятилетии.
Естественно, Россия предпочла бы одержать победу, не прибегая к войне. Но в такой же степени очевидно, что она рискнет развязать войну, если Запад будет стоять на своем до конца, и Кремль не сможет достичь желаемых целей иными средствами.
За столом прокатился сдержанный шумок вынужденного согласия. Премьер-министр продолжал:
– Россия в своей стратегии никогда не боялась жертв. Исторически у них человеческая жизнь ценится куда дешевле, чем у нас, и они и теперь не побоятся никаких жертв. Многие люди, конечно, – в нашей стране и за ее пределами – будут сохранять надежду, точно так же, как они не теряли надежды, что Гитлер добровольно перестанет пожирать Европу. Я не хочу
Произнося эту фразу, Джеймс Хауден вспомнил свои слова, сказанные Маргарет вчера вечером. Что именно он сказал? “Борьба за выживание должна вестись, потому что она сохраняет жизнь, а жизнь – это захватывающее приключение”. Он надеялся, что сказанное им окажется правдой – теперь и в будущем. Он продолжал:
– То, что я сейчас изложил, конечно, не новость. Не новость и то, что наша оборона до определенной степени интегрирована с обороной Соединенных Штатов. Новостью для вас будет то, что в последние сорок восемь часов мне было сделано лично президентом США предложение повысить степень этой интеграции до столь же высокого, сколь и драматичного уровня.
Сидевшие за столом встрепенулись с нескрываемым и острым интересом.
– Прежде чем изложить вам суть предложения, – сказал Хауден, тщательно подбирая слова, – мне бы хотелось коснуться еще одного аспекта. – Он повернулся к министру иностранных дел. – Артур, незадолго до того, как мы собрались здесь, я попросил вас дать оценку нынешней ситуации в мире. Я бы хотел, чтобы сейчас вы повторили ваш ответ.
– Хорошо, премьер-министр. – Артур Лексингтон отложил зажигалку, которую задумчиво вертел в руках. Его розовощекое лицо было необычайно серьезным. Оглядев своих соседей слева и справа, он заявил ровным негромким голосом:
– По моему мнению, в данный момент международная напряженность столь серьезна и опасна, какой она не бывала в любой другой период с 1939 года.
Спокойные, точно выверенные слова вызвали у присутствующих тревогу. Люсьен Перро спросил вполголоса:
– Неужели все действительно так плохо?
– Да, – ответил Лексингтон. – Я убежден в этом. Согласен, осознать это нелегко, поскольку мы так долго балансировали на лезвии ножа, что кризисы вошли у нас в привычку. Но в конце концов наступает момент, когда положение выходит за пределы кризиса. Думаю, сейчас мы весьма близки к этой черте.
Стюарт Коустон мрачно прокомментировал:
– Пятьдесят лет назад все было легче. По крайней мере каждая новая угроза войны следовала через какой-то пристойный промежуток времени.
– Все так, – в голосе Лексингтона звучала усталость. – Полагаю, вы правы.
– Тогда, значит, новая война… – Люсьен Перро оставил свой вопрос незаконченным.
– Я лично считаю, – ответил ему Лексингтон, – что, несмотря на нынешнюю ситуацию, войны не будет как минимум еще год. Возможно, больше. Однако из предосторожности я уже проинструктировал наших послов в любой момент быть готовыми жечь документы.
– Ну, это сгодилось бы для старомодных войн, – заметил Коустон. – Со всякими этими вашими дипломатическими выкрутасами.
Он достал кисет и стал набивать табаком трубку.
Лексингтон пожал плечами.
– Возможно, – согласился он с мимолетной усмешкой.
В течение этого точно рассчитанного отрезка времени Джеймс Хауден намеренно ослабил свое влияние на собравшихся, оставаясь молчаливым свидетелем дискуссии. Сейчас он вновь взял бразды правления в свои руки.