В ярости рождённая (Дорога Ярости)
Шрифт:
Оканами кивнул женщине-нейрологу. Коммандер Форд начала манипуляции со своими мониторами. Второй рецептор был явно главным узлом. Капитан Оканами наблюдал за мониторами через плечо нейролога, осторожно подключавшей свое оборудование и приступавшей к стандартной тестовой процедуре.
В первое мгновение не было никакой реакции. Абсолютно никакой. Оканами нахмурился. Должна была идти хоть какая-то информация. Хотя бы коды имплантатов. Но не было ничего. И вдруг – завопила сигнализация. Угрожающе заалели предупреждающие сигналы, и глаза пациентки открылись. Они были пусты,
Падая на пол, хирург вскрикнул, но крик потонул в вопле новой тревоги, и Оканами побледнел – теперь взбесились мониторы состава крови. Бинарный агент нейротоксин лавинообразно увеличил токсикологические показатели. Их невинная диагностическая попытка вызвала самоубийственную реакцию имплантированных систем.
– Отставить! – крикнул Оканами, но нейролог уже в бешеной спешке щёлкала кнопками за своим пультом. Через мгновение сигналы тревоги пропали, завершившись трелью еще более мощного антитоксина, появившегося после уже полусформировавшегося агента. Женщина с янтарными волосами снова упала на стол, неподвижная, без сознания. Сбитый ею с ног хирург всхлипывал в шоке, его коллеги пораженно переглядывались.
***
– Вам повезло, что Ваш человек выжил, доктор.
Капитан Оканами сердито покосился на чрезмерно подтянутого полковника в черно-зеленой форме морской пехоты, стоявшего рядом и смотревшего на молодую женщину на койке. Медицинская аппаратура наблюдала за ней еще более внимательно, готовая предотвратить неожиданные реакции со стороны якобы беспомощного пациента.
– Коммандер Томсон был бы счастлив это слышать, полковник МакИлени, – прохладно ответил хирург. – Нам понадобилось всего полтора часа, чтобы привести в порядок его диафрагму.
– Ему еще больше повезло. Была бы она в сознании, он бы никогда не узнал, что его ударило – можете записать это на свой счёт.
– Кто она такая? – спросил Оканами. – Это не она была на столе, а чертовы процессоры, которые ею управляли.
– В этом я с вами совершенно согласен. В них есть подпрограммы ухода, отклонения, противодопросные... – Полковник повернулся, чтобы смерить хирурга оценивающим взглядом. – Во флоте вы вряд ли сталкивались с такими, как она.
– В таком случае она из ваших? – Глаза Оканами сузились.
– Близко, но не совсем. Наши часто поддерживают их во время операций. Она принадлежит – принадлежала – к Имперским Кадрам.
– Боже мой, – прошептал Оканами. – Десантник-коммандос?
– Коммандос. Извините, что ушло так много времени, но Кадры не слишком щедры на сведения о своих. Пираты изъяли данные на базе Мэдисон, когда взорвали резиденцию губернатора. Поэтому я запросил файлы Корпуса морской пехоты. Там о ней немного, но я сразу переслал вам всю доступную информацию о ее жизнеобеспечении. Этого, конечно, очень мало, биоданные еще жиже, почти только генетика да радужка. Но я совершенно точно могу вам сказать, что это, – его подбородок указал на женщину на больничной койке, – капитан Алисия ДеФриз.
– ДеФриз? ДеФриз из Шаллингспорта?
– Она самая.
– Уж слишком она молодая... Ей не может быть больше двадцати пяти – тридцати!
– Тридцать один. Ей было двадцать во время Шаллингспортской операции. Она – самый молодой мастер-сержант за всю историю Кадров. Их было двести семьдесят пять. Вернулись только девять. Но они вернулись с освобожденными заложниками.
Оканами пристально вглядывался в бледное лицо на подушке. Овальное, симпатичное, но без особенной красоты. Почти нежное в состоянии покоя.
– Как же она оказалась здесь, на самых задворках вселенной?
– Мне кажется, что она искала покоя, – печально сказал МакИлени. – Она получила звание, награду и двадцатилетний бонус от Шаллингспорта, каждый милликред которого она честно заслужила, ручаюсь. Пять лет назад она подала свои бумаги и получила эквивалент тридцатилетнего пенсионного кредита в виде земельного участка в колониях. Они часто так делают. Главный Мир не даст им держать у себя свое снаряжение.
– Не без оснований, – буркнул Оканами, вспомнив пострадавшего коммандера Томсона. МакИлени нахмурился.
– Они солдаты, доктор, – холодно сказал он. – Не маньяки, не машины для убийства – солдаты. –Полковник холодно посмотрел на Оканами, и доктор первым отвел глаза. – Но это было не единственной причиной, по которой она направилась сюда, – продолжил МакИлени через мгновение. – Она использовала свой участок как ядро для четырех заявок развития. Ее семья переселилась сюда.
Оканами охнул. МакИлени медленно покачал головой. Продолжал он совершенно безжизненным голосом:
– Когда эти ублюдки приземлились, ее не было. Когда она вернулась, они уже убили всех. Отца, мать, младших брата и сестру, деда, тетку, дядю, троих двоюродных братьев... Всех.
Он протянул руку и чуть прикоснулся к плечу спящей женщины. Жест был неожиданно нежным для такого мускулистого здоровяка. Потом он положил большую, тяжелую винтовку на прикроватный столик. Оканами посмотрел на нее, думая о дюжине правил, нарушаемых ее присутствием, но полковник продолжал, прежде чем он смог возразить.
– Я побывал на их хуторе. – Его голос стал совсем тихим. – Ублюдки дорого заплатили за каждую отнятую жизнь. Там был и её дедушка, один из наших – старший сержант О'Шогнесси – он вывел из строя четверых. И, похоже, ещё пятерых достал его зять, отец Алисии, а он… Ujv'ari, док.
Полковник бросил короткий взгляд на Оканами и снова перевёл его на пациентку доктора.
Она охотилась на снегопарда или на волков. Это «форлунд-экспресс», четырнадцать миллиметров, полуавтоматический, со смягченной отдачей. – Он указал на винтовку. – И она пошла с ним на двадцать пять мужчин в нательной броне, с гранатами и штурмовыми винтовками. – Он провел рукой по винтовке и посмотрел доктору в глаза. – Она прикончила их всех.