В ярости
Шрифт:
Всю оставшуюся дорогу я пытался понять, что это за человек такой – Соломоныч? Друг? Враг? Или так? А если «или так», то что ему всё-таки от меня было нужно?
В итоге я так и прошёл всю дорогу до гостиницы: радовался, расстраивался и боролся с желанием зайти в магазин и купить водки. Всё же после разговора с Соломонычем на душе остался очень неприятный осадок. Я понимал, что спиртное проблему не решит, а лишь усугубит, но выпить хотелось просто до неприличия. До мурашек хотелось выпить. И не просто выпить, а нажраться вдребезги, да так, чтобы по-взрослому. Как в старшей лиге. Чтобы утром выспрашивать у Коляна, почему у меня порванная рубашка и болят рёбра. Чтобы смотреть на Катю и надеяться, что я не приставал к ней в течение того времени, пока был в бессознательном состоянии. То есть, от того момента, когда открыли третью, до того, как утром посчитали, что всего открыто было пять. Чтобы ещё раз удивиться, отчего так болят рёбра и догадаться, наконец, что всё-таки приставал к Кате. Чтобы обнаружить шишку на голове и понять, что приставал безуспешно. И быть от этого в восторге. Чтобы маленькими глоточками утром вливать в себя крепкий чай с сахаром или томатный сок, а лучше кефир и чувствовать, как с каждым глотком огненная буря в желудке и барабанный бой в голове успокаиваются. Чтобы пролежать до обеда в кровати, не в состоянии дойти даже до туалета, по причине устойчивой неспособности к прямохождению. Чтобы обнаружить на полу ошмётки круглого кактуса и понять, что та ночная игра в футбол, которая тебе приснилась, на самом деле вовсе не приснилась. Чтобы в полной мере ощущать себя настоящей птицей Феникс, буквально возрождаясь из пепла, получать от этого истинное, ни с чем не сравнимое, наслаждение. С радостью отмечать, что с каждым часом процесс перехода от состояния «зомби» к состоянию «человек» идёт всё быстрее и быстрее. Чтобы учиться чувствовать заново свой организм, а когда к обеду появиться возможность простоять на двух ногах, ни за что не держась, более минуты, осознать факт, что ты можешь гордиться ещё одной маленькой победой над бессмысленностью бытия. После чего пойти в ближайшую забегаловку и съесть тарелку наваристого борща с пампушками, набраться сил и ничего крепче пива в этот день больше не пить.
Подумав обо всём этом, я ещё раз пришёл к выводу, что выпить надо. С горечью ещё раз констатировал, что не сейчас. Но решил в долгий ящик это дело не откладывать.
Ещё принял решение на следующий же день зайти к Соломонычу и извиниться за своё резкое поведение. Мужик спас нам с Катей жизни, Кате как минимум. Он не стал забирать у меня артефакт и отжал для нас у блатных бизнес, который, судя по всему, должен был нас неплохо кормить. А я начал строить из себя обиженку. Не понравилось, видите ли, как надо мной подшутили. Однозначно стоило извиниться. Пусть Соломоныч тот ещё жук, но быть неблагодарным уродом, не хотелось.
Когда я пришёл в номер, Катя с Коляном ужинали. Точнее, ужинал Колян, поглощая что-то мясное из большой тарелки. Катя просто сидела с ним за столом.
– Макс, ты где ходишь? – мой друг вспомнил, что лучшая защита это нападение. – Мы тебя ждали, ждали. Короче, я не дождался!
Он закинул в рот очередной кусок мяса, и, прожёвывая его, продолжил рассуждать:
– Вот что меня реально в этой Точке напрягает, что нет мобильных. Ни в соцсетях посидеть, ни позвонить. Вот была бы мобила, я б тебе звякнул, чтобы ты по пути пивка купил. Но нет! Хрен там! Нет мобилы! А нет мобилы –нет пивка!
– Тебя ещё сильнее расстроить? Сказать, что я почти купил по пути водки, но передумал?
– Не, – отмахнулся Колян. – Водки не хочу. Я с неё дурной становлюсь. Мне бы пивка. Ну или винища хорошего, сладкого, крепкого.
Я понял, что у моего друга были своеобразные представления о хорошем вине, но развивать эту тему не стал. Я и сам-то не очень в нём разбирался, предпочитая вещи покрепче. Впрочем, выпивал я редко. Но метко. Тот день, когда Зенит выиграл свой первый Кубок УЕФА, я не забуду никогда. И ночь после него тоже. С грустью подумав, что футбол на стадионе в этой жизни уже вряд ли получится посмотреть, я решил перейти к более приятным вещам.
– Есть хорошая новость. И не просто хорошая, а в рамках нынешней ситуации, охрененно замечательная!
Мои друзья внимательно посмотрели на меня.
– Катя теперь – хозяйка тепличного комплекса!
Моя новость эффекта не возымела, по крайней мере, по лицам своих товарищей я этого не заметил.
– Друзья мои! А вы не охренели часом? – возмутился я. – Где крики радости? Или вы не догоняете, насколько это крутая новость? Тогда я разжую! Соломоныч отжал у блатных для Кати в качестве компенсации за косяк, но в первую очередь, за то, что она у них крота спалила, большой тепличный комплекс! Который, между прочим, две трети Точки овощами снабжает. А это нехилые бабки, чтобы вы понимали!
В принципе реакция Коляна и Кати было объяснимой, у меня у самого она была такая же, когда мне Соломоныч про эту теплицу рассказал. И, так же как и я, после пояснений они восприняли новость совершенно по-другому. Особенно Колян, который под впечатлением даже прекратил есть, встал из-за стола и радостно спросил:
– Выходит, теперь можно не работать?
– Нет, Коля, как раз-таки работать придётся много. Причём всем. Но на себя! А это далеко не то же самое, что на дядю. Как работать тут на дядю, мы уже представляем. Кое-кто уже даже поработал.
– Да ладно ты, – смутился Колян. – Зато они потом предлагали быть смотрящим за бригадой.
– Вот и выйдешь смотрящим. Только не за бригадой. А за тепличным комплексом!
– Да не вопрос! Выйду! А кто там директор? Надеюсь, сработаемся.
– Колян! – я был поражён несообразительностью друга. – Ты там директор! Не понял ещё что ли?
– Это как?
– Это так! Завтра утром же пойдём принимать дела. Выйдешь директором. Если Катя, конечно, не против, теплицы-то её.
– Макс, мне не нужны эти теплицы, забери себе, – спокойно ответила Катя, после чего встала из-за стола. – Я пойду в свой номер. А ты, Коля, посуду помой! Если в следующий раз приду, а тут всё будет как сегодня, то не буду вам готовить.
– Ладно! Ладно! Не пугай! – улыбнулся Колян. – Уже мою! Подожду, пока Макс только пожрёт!
– Я не буду есть, можешь начинать мыть, – ответил я.
Мне не понравилось, как у Кати резко поменялось настроение, но я понимал, что спрашивать причину этого изменения, было бесполезно.
Катя ушла к себе, Колян принялся мыть посуду, а я пошёл в душ, чтобы немного взбодриться и смыть с себя весь груз этого трудного дня.
Выйдя из ванной, немного поболтал с товарищем, но мне не давал покоя этот странный и скорый уход Кати. Неужели ещё что-то произошло или намечалось? Как бы мне ни хотелось выпить после душа чайку, я понимал, с Катей что-то не так. Пришлось одеваться и идти к ней.
Открыв дверь, девушка тут же отвернулась.
– Я сейчас, проходи! – бросила она мне, скрываясь в ванной.
Мне показалось странным, что она так быстро отвернулась. Неужели плакала? Плачущая Катя всегда казалась мне чем-то неестественным. Вроде бы девушка, молодая, хрупкая, но было в ней что-то эдакое, какой-то внутренний стержень, что просто не давал представить её плачущей.
Катя вышла из ванной, такая же, как всегда: серьёзная, загадочная, красивая. Я вспомнил, что она теперь мой личный самурай и невольно улыбнулся.
– Ты что хотел?
Видимо, по их кодексу самурай мог задавать такие вопросы своему хозяину.
– Кать, мне показалось, что я тебя чем-то обидел.
Девушка покачала головой, но выглядело это неискренне.
– Ты обиделась, что приготовила ужин, а я не стал его есть?
– Макс! Ты не путай мою службу тебе и то, что я вам поесть приготовила! В обязанности самурая не входит готовка еды хозяину! Я просто решила позаботиться о вас с Колей, как ваш друг, чтобы вы нормально поужинали! И я тебе не жена, чтобы расстраиваться с того, что ты не ешь то, что я приготовила! Я помогла, а дальше ваше дело!