В ярости
Шрифт:
Все присутствующие либо развели руками, либо закивали головами, и то, и другое можно было считать выражением согласия.
– Генрих! Пожалуйста, выдели сто тридцать человек, – я решил тоже поучаствовать в раздаче приказов, как-никак глава сопротивления со статусом «Освободитель», пусть и временным. – И двадцать наших вам в помощь дадим.
– И я останусь, – озвучил своё решение Семён. – Защитой дома надо руководить, без этого и тысяча человек с задачей не справится.
– Я тоже останусь, – Шаповалов посмотрел на Семёна и пояснил. – Не будут наши пацаны мусора слушаться! Западло. Уж не обессудь.
Семён усмехнулся, нисколько не обидевшись:
– Я военный!
– Да им один хрен, погоны у тебя были, значит, красный! Не будут они твои приказы выполнять, – Лёха-риэлтор вздохнул и грустно добавил. – Хотелось, конечно, парочку красных на перо посадить прямо в их штабе, но придётся это делать тут.
Пока стоящие на переднем крае обороны особняка отбивали первую волну атаки, а Семён с Генрихом выбирали, кто останется защищать форт, те, кто уже точно был уверен, что ему предстоит идти к штабу красных, морально настраивались на прорыв из окружения.
Что касается меня, то всё происходящее давно уже казалось мне нелепым сном. Всего два месяца назад я смотрел по новостям, как на Ближнем Востоке одичавший от беспредела и войны народ стрелял друг в друга, как резали головы и взрывали дома. У меня в мозгах никак не укладывалось, как можно в двадцать первом веке дойти до такой деградации, до такой дикости. И вот спустя некоторое время я сам участвовал в подобном. И не где-то в диком краю, за тысячи километров, а дома, в России! Всего лишь в пятнадцати часах езды на машине от её культурной столицы! Я готовился принять участие в самой обычной резне, даже не в перестрелке, а именно в резне, безжалостной и нелепой. Сюрреализм, средневековье, мракобесие, и я находился в центре этого ужаса. И не просто в центре, а являлся причиной всего происходящего. Я отдавал себе отчёт, что через пару минут пойду убивать, и помогать мне в этом будут самые обычные уголовники. Возможно, не совсем обычные, скорее всего, элита воровского мира, но легче от этого не становилось.
«Хорошо, что мама не видит: где я, чем занимаюсь и с кем связался», – подумал я, глядя на происходящее.
Ещё меня пугал Колян. То ли он нанюхался бензина, пока заправлял пилу, то ли я плохо знал друга. Он просто подпрыгивал от нетерпения, размахивая своим ужасным оружием по сторонам, и рвался вступить в бой. Меня пугала его кровожадность, но я списал это на стресс и на последствия недавней контузии, от которой он удивительно быстро отошёл.
Мне же, в отличие от Коляна было не радостно, и казалось, что ничего хорошего нас уже не ждёт. Но и погибать при этом тоже не хотелось. Поэтому право на жизнь приходилось отстаивать мечем и огнём в прямом смысле этого слова.
Подошла Катя.
– Ма-а-акс, ты как? – спросила она, растянув моё имя.
В последнее время она всегда так делала, если была настроена дружелюбно и произносила моё имя быстро, когда злилась.
– Да херово, – признался я. – Вот, вообще, не хочу никого убивать, но чувствую, что придётся. Хотя постараюсь просто ломать кости. Мне реально жалко этих людей.
– Знаешь, что я тебе скажу? – Катя обняла меня за шею, но не как женщина мужчину, а по-свойски, как друга и посмотрела в глаза. – Во-первых, эти люди пришли сюда, чтобы убить тебя. Это не солдаты-срочники, которых бросили в мясорубку вопреки их желанию. Эти люди пришли прокачаться и заработать. Пусть не все, но большинство. А во-вторых, у тебя нет выбора!
Я усмехнулся и ответил:
– Сразу бы со второго и начинала, гуру мотивации.
Катя улыбнулась, и мне стало немного легче. Действительно, к чему было рефлексировать при отсутствии элементарных гарантий хотя бы увидеть рассвет? Этому можно было бы предаться потом, на воле, в случае удачного исхода мероприятия.
– Кать, я не знаю, как оно там дальше получится, выживем, или нет… – слова давались труднее, чем я рассчитывал. – Но лучше сейчас скажу: вчера утром я собирался прожить с тобой остаток своих дней тут на Точке. И если бы так всё и сложилось, уверен, что я ни разу не пожалел бы о своём выборе! И я хочу, чтобы ты это знала!
– Случилось то, что случилось! Но ты не парься. Забыли! В бою держись меня, я буду прикрывать, – Катя повертела в руках катану, приложила её лезвие боком к своей щеке и прикрыла глаза. – Я знаю, мы выйдем отсюда. Не можем не выйти!
– Смотрю, ты биту взял? А меч чего? Не достался? Или не хочется руки в крови марать? – послышался голос из-за спины, я обернулся, рядом стоял Вазген и усмехался. – А придётся. Ручки-то замарать.
– Да не вопрос! – я покрутил биту, чтобы немного привыкнуть к тому, как она лежит в руке. – На воле отмою. И ручки. И ножки.
Блатной авторитет хотел что-то сказать, но в этот момент к нам подскочил Генрих и тут же стал раздавать указания:
– Всё готово! Мы красных даже оттеснили от главного входа, сейчас самое время пробиваться. Макс, ты идёшь возле меня, я буду тебя прикрывать!
– Да у меня уже есть телохранитель, – я кивнул на Катю. – Тоже велела возле неё держаться.
– Ну, значит, пойдёшь между нами! – Генрих отправился на задний двор и крикнул. – Первая группа вперёд! Мочи красных!
Призыв «Мочи красных» подхваченный парой сотен голосов огласил двор и толпа вооружённая, кто настоящим мечем, кто топором, а кто просто огромной заточкой, вырвались сквозь дыру в заборе и направились на стоящих в оцеплении бойцов красного альянса.
Учитывая, что основные силы противника штурмовали наш форт спереди, по краям и сзади находилось очень мало бойцов. Их задачей было перехватывать возможных дезертиров и не давать пронести в особняк оружие и припасы. О таком массовом исходе вооружённых людей из дома через задний двор никто и подумать не мог. Мы смели тоненькую полоску неприятеля, практически не заметив сопротивления. Моя бита всего пару раз отбила совершенно неопасные удары каких-то самодельных то ли копий, то ли алебард, но в целом благодаря Кате и Генриху, враг до меня не добрался. А вот сколько народа покрошили мои телохранители, я сказать затруднялся. Катя размахивала катаной действительно как заправский самурай. А мне было не по себе оттого, что меня так оберегали. Хоть я и понимал, что сохранение моей жизни давало всем моим друзьям и соратникам надежду когда-нибудь уйти из этого гиблого места.
Но всё равно было в этом оберегании что-то постыдное, будто я прятался за спины товарищей. И ситуация меня очень сильно напрягала. Но больше всего «убивала» бессмысленность происходящего. Крики, стоны, кровь, отсечённые конечности, вспоротые животы и чёткое понимание, что это всё происходит просто так, без всякой видимой причины, лишь по прихоти слетевшего с катушек искина. Набор нулей и единиц на каком-то далёком японском сервере заставлял людей на русском севере убивать друг друга с особой жестокостью. Приступ тошноты подкатил к горлу. Но не от увиденной резни, а от понимания её бессмысленности.