В заколдованном Тринидаде
Шрифт:
– Молодой тогда был, в такие переплеты попадал… Греческие фашисты, проститутки, трансвеститы – в ту пору там много всего такого было. Но ты не подумай, пидарасов я не люблю, а к проституткам отношусь с состраданием. Гадко все это… Зато запомнились мне места силы в Греции. И одно из них – древний олимпийский стадион…
Симон, слушая мой короткий рассказ, опечалился, ведь он давно не был на родине.
– Ну ладно, – встрепенулся грек, – это все лирика. Теперь о деле. Насчет металлоискателя я договорился. Приходите сюда послезавтра вечером. Он будет у меня.
– Сколько за аренду? – осторожно спросил Андрей.
– Андрей, ты мой
Между тем появился Прапорщик.
– Слушайте, – сказал он, присаживаясь на корточки рядом с нашей скамейкой. – Я тут позвонил Мише, попросил, чтобы он нас провел на дискотеку. Он обещал. Писателю же надо показать самые интересные места.
– Я Гвидо, конечно, знаю, – оправдывался Андрей, – но мне неудобно просить за всех. Мише проще провести.
– Не переживай, Дрон, все будет о’кей! – Прапорщик потрепал друга по плечу.
– Ну, тогда звони ему.
– О’кей, звоню.
Прапорщик вынул мобильник.
Через минуту он сообщил:
– Все хорошо, пошли.
Перед входом на дискотеку толпился разодетый гламурный люд. Миша, начищенный до лоска, в черном костюме, при галстуке, встретил нас у административного входа, где тоже стояла охрана. Нас беспрепятственно пропустили. Мы пошли по коридору.
– А знаешь, сколько билет сюда стоит? – Прапорщик повернул ко мне свое довольное лицо.
– Откуда мне знать.
– Пятьдесят евро за человека. Считай, мы сэкономили сто пятьдесят.
– И что же здесь за дискотека такая? – удивился я.
– Посмотришь. Ничего особенного, Гвидо сегодня будет играть на гитаре, а телки от него тащатся. Его раскрутка почти всегда заканчивается тем, что гламурные чики запрыгивают на столы и заголяются.
– Как заголяются?
– Так. Иногда настолько увлекаются со стриптизом, что остаются в чем мать родила!
– Прикольно. Блин, но завтра ж на работу…
– Да, тяжеловато придется, дискотека только в одиннадцать начинается.
– Вот сюда садитесь. – Миша указал на столик за колонной, из-за которой сцена была видна плохо. – Я вам сейчас что-нибудь принесу.
– Ты нам воды хотя бы принеси, тут гулять у нас лавэ не хватит.
– Не беспокойся, я все знаю.
Я рассматривал помещение. Оно было в форме амфитеатра с низким потолком и однотонно покрашенными в бежевый цвет стенами. Из-за тусклых светильников все казалось довольно сереньким, но просторным. Множество столов стояло по окружностям от периферии к сцене ровными полукруглыми рядами.
Заиграл ансамбль из трех музыкантов – две гитары и фоно, так, какую-то итальянскую попсу, несколько человек стали танцевать у сцены. Потом ансамбль сменил Гвидо. С длинными волосами, в темных очках, чем-то напоминал Элтона Джонсона. Под Гвидо подвалило больше народа, но я не понимал, что в его музыке выдающегося, хотя играл он на электрогитаре виртуозно. Вообще ничего особенного в этой дискотеке не было, по крайней мере пока.
Подошел Миша, принес бутылку минеральной и, налив немного по фужерам, улыбнулся:
– Это водка. Гуляйте. Я на службу.
– Э-э, Миша, а воды?
Но Миши и след простыл.
– Придется без воды и без закуся, – вздохнул Андрей и выпил одним махом.
После водки стало еще грустнее, и пить захотелось сильнее, но мы упорно продолжали пялиться на сцену и на публику, которая потягивала дорогое шампанское, обжиралась устрицами и лобстерами.
– Не, ребята, я не буду ждать полночного раздевания голливудских телок, – сказал я спустя какое-то время, – меня уже в сон клонит.
– Ладно, – махнул рукой Андрей, – пойдем.
Мы все трое поднялись и вышли.
Следующий день мы работали в обычном порядке: двадцатипятикилограммовые мешки и не менее весомые камни перемещали по склону так же стоически, как и всегда. Во второй половине дня, оставив на стройке Яноша, чтобы он в случае чего мог бы предупредить нас звонком с мобильного о приходе непрошеных гостей, мы снова отправились исследовать площадку над обрывом. На этот раз, вырывая руками и кромсая лопатой стелющуюся траву и низкорослый кустарник, нам удалось немного расчистить проходы между камней, напоминающих остатки древних плит, и вычислить, как проходила северо-восточная кладбищенская аллея. Расчисткой этой аллеи мы занимались два дня, соблюдая полную конспирацию. Еще неделя ушла на вычисления пути прохождения остальных двух аллей. И, несмотря на этот титанический труд, нам пока не удавалось понять, где находится клад. Я видел, что ребята уже устали, изрядно нервничают и вот-вот могут сорваться и запить горькую. Но выхода не было, оставалось только ждать доставки металлоискателя.
И вот однажды Андрей сказал, что грек назначил встречу в десять вечера возле Дома-музея Максима Горького. Чтобы не расслаблять выпивкой своих компаньонов, мы решили с Андреем провести пару часов перед встречей возле обрыва. Там, сверху, открывался красивый вид на море, на Сорренто и остров Нуриева. И притом место притягивало своей историей: здесь любил созерцать дали вождь российского пролетариата Владимир Ленин.
Мы расположились на скамейке под соснами неподалеку от белой стелы, которая имела треугольное сечение и в средней части кусок ее был повернут слегка по оси. Таким образом, белые вытянутые пирамидки как бы взгромоздились друг над другом, и на средней из них был высечено лицо вождя с надписью ниже «A LENIN CAPRI». Почему А, а не В, нам было непонятно. Но мы это недопонимание быстро стерли стаканчиком-другим прихваченного с собой мартини.
Накануне этого дня мы, по обыкновению, курили на терраске виллы. Узнав, что встреча с греком будет возле музея Горького, я спросил у Андрея, знает ли он что-нибудь о жизни пролетарского писателя на Капри. И он мне стал что-то в общих чертах рассказывать, но поскольку сам он не очень интересовался литературой и историей, то быстро как-то утих. В конце концов устав от моих расспросов, он ушел в комнату и вернулся с книгой в руках.
– Вот полистай, я тут достал по случаю.
Книга, написана на итальянском, была хорошо проиллюстрирована черно-белыми фотоснимками. Называлась она «Горький на Капри». По тем временам, когда в России народ бедствовал от голода и вскоре должна была начаться Великая Октябрьская революция, Горький буквально купался в итальянской роскоши. По крайней мере, так показалось мне: роскошная вилла, на террасах которой он фотографировался с гостями, прогулки по экзотической средиземноморской природе, купание в море; думаю, и не дурные обеды он давал своим гостям! Что ж, у писателя тогда были огромные гонорары, печатались его произведения по всему миру. И на Капри было написано глобальное произведение о бедах и чаяниях трудового народа «Мать». Впрочем, наверное, в других условиях, в условиях суеты и разрухи, писать великие произведения бывает почти невозможно.