В закрытом гарнизоне
Шрифт:
Вслед за этим следует хлюп, потом звяк и кок орет, – следующий!
Получив харч, Женька навьючивает себя атрибутами и, сопя, уносится в направлении кубрика.
Далее следует эквилибристика на трапе, небольшой контакт башкой с пиллерсом*, и кормилец тормозит у своего стола.
За ним семеро, включая старшину и химиков с ракетчиками.
– МолодцА! – каркает он. – Хорошо служишь!
А трап гремит, не переставая.
В кубрике, как черти из коробки, возникают очередные бачковые, харч распределяется по столам, делится, и все дружно мелькают ложками.
Когда миски с борщом опорожняются, старшие загружают их обильно сдобренными тушенкой макаронами, и темп несколько снижается.
– Жить, как говорится, хорошо! – отправляя в рот очередную ложку, – изрекает киношную истину один из ракетчиков.
– А хорошо жить, еще лучше! – всасывает в себя длинную макаронину химик.
Потом все выпивают по кружке компота из сухофруктов и смачно чавкают грушами с черносливом.
– Ну, теперь, можно и соснуть, – первыми отваливаю от столов «годки»* и, сбросив тапки, укладываются в подвесные койки.
– По тревоге не кантовать, при пожаре выносить первыми, – сонно бормочет один и разражается богатырским храпом.
Из оставшихся, часть направляется к трапу, предаться наверху пагубной страсти табакокурения, другие раскатывают пробковые матрацы и, зевая, укладываются на рундуки, а бачковые, стараясь не шуметь, убирают со столов.
Затем они тоже поднимаются наверх, остатки выбрасываются за борт на радость бакланам, и под их радостные крики направляются в нос судна.
Там, в просторном умывальнике, расцвеченном бьющим в отдраенные иллюминаторы солнцем, холодной водой с мылом, уже драят посуду несколько бачковых из других экипажей.
Прибывшие брякают свою в длинный, идущий по борту глубокий желоб из нержавейки, отворачивают вентили медных кранов и тоже активно включаются в процесс.
Когда алюминий промыт до скрипа, все складывается в емкости, парни перекуривают и возвращаются в полумрак кубрика.
Там храп, сонное бормотание и шипение пара в трубопроводах.
Упрятав столовые атрибуты в кухонный шкаф, Женька разворачивает на своем рундуке постель, укладывается на нее, и довольно улыбается.
До конца дня всего ничего, и после ужина он передаст свои полномочия другому.
Патруль
– Первая шеренга два шага вперед! – командует стоящий перед строем помощник коменданта.
– Бах, бах, – весело отзываются матросские каблуки, и мы едим глазами начальство.
– Т-экс, – довольно изрекает оно и неспешно скрипит рантами меж шеренгами.
На дворе июнь, кругом все цветет, в небе кувыркаются голуби.
– Два шага назад! – завершив осмотр, рявкает майор и, обернувшись, кивает стоящему рядом дежурному по части.
Тот делает значительное лицо, кашляет в кулак и открывает перед собой папку.
– Слушай выписку из Устава караульной и гарнизонной службы! – пучит глаза в нашу сторону.
– Патрульный обязан!
Далее следует перечисление всего того, что нам следует делать, а чего нет, и инструктаж завершается начальственным ором, – ясно?!
– Так точно! – разносится эхом по плацу, и мы задираем вверх подбородки.
– Начальникам патруля принять личный состав и выйти на маршруты! – обращается майор к небольшой группе созерцающей действо офицеров, и те подходят к шеренгам.
Нас с Валеркой Тигаревым забирает лейтенант и отводит в сторону.
– Лейтенант Малыш – коротко бросает он. – Будем знакомы.
Мы прикладываем руки к бескозыркам и незаметно переглядываемся.
На малыша он явно не тянет. Рост два метра, плечи грузчика и здоровенные кулаки, с голову младенца.
Начальник разжимает один, вручает нам красные, с грозной надписью повязки, мы нацепляем их на рукава форменок и проникаемся сознанием своей значимости.
– Маршрут движения – парк, центр города, шлюпбаза и базовый Дом офицеров, – наставительно бубнит лейтенант. – Ясно?
Мы дружно киваем и приосаниваемся.
После этого наша тройка направляется к КПП*, минует его темный коридор и попадает в мир солнца.
– Хорошо бля, – щуримся мы с Валеркой и довольно озираемся.
– Не отставать! – гасит лирическое настроение лейтенант, и мы прибавляем ходу.
В город не было увольнений две недели. С того самого времени, как мы подрались с морпехами.
Сегодня первое и целая толпа патрулей. В воспитательных, так сказать, целях.
Оставив позади часть, для начала мы направляемся в городской парк и гордо шествуем по его центральной аллее.
По ней гоняет на велосипедах стайка орущих пацанят, а на скамейках дремлют бабульки с детскими колясками. Нарушителей дисциплины явно нету.
– А теперь в центр, – поддернув портупею с кобурой, изрекает начальник, и мы выходим из-под зеленых крон.
Палдиски – город морской и военный.
В свое время его основал царь Петр, и он стал одним из форпостов на Балтике.
Сейчас в городе атомный учебный центр, бригада подплава и дисбат, а в окружающих лесах погранзастава, морпехи, два ядерных реактора и, прикрывающее объект, подразделение ПВО.
Есть и гражданское население – русские и эстонцы, но их мало.
Спустя несколько минут мы выходим на главную улицу, именуемую Лауристини, где жизнь, как говорят, бьет ключом.
У центрального универмага продают квас, газировку и мороженое, по тротуарам дефилирует разряженная публика, а по проезжей части катят автобусы и машины.
А вот и первые потенциальные нарушители. Три рослых морпеха в черной форме, беретах и коротких сапогах.
– Ком цу мир! – делает лейтенант жест пальцем, и те, отдав честь, вытягиваются перед начальством.