В заоблачной стране
Шрифт:
— Если мы не вернемся через два месяца, — сказал я. — то отправляйтесь обратно на север, в Кашгар.
Сыркин отвернулся, чтобы скрыть свое волнение.
Я. Шагдуров и лама переоделись в монгольские костюмы.
Я, Шагдуров и лама переоделись в монгольские костюмы. Когда я надел темно-красный полушубок
Мы взяли с собой те мелочи, которые всегда имеются при монголах: четки, изображения святых на шее, китайские палочки из слоновой кости для еды, кожаный кисет, огниво с трутом и кремнем и длинную трубку. В пояс каждый из нас воткнул по ножу. Потом мы взяли немного инструментов, оружия, три пары снежных очков, фотографический аппарат и провианту. Вся посуда и все котлы были настоящие монгольские. Из палаток мы выбрали ту, которая была самой легкой.
Настала минута прощанья. Сыркин низко наклонил голову, а Гамра-Куль зарыдал, как дитя. Только Шагдуров смеялся и шутил. Он наслаждался при мысли о предстоящих приключениях…
6 августа мы были в трех переходах от нашего главного каравана. На восходе солнца к нам неожиданно под’ехали три тибетца. Они остановились на некотором расстоянии.
— Снимите свои очки, — обратился ко мне один из них
Вероятно, они думали, что все европейцы имеют светлые волосы и голубые глаза. Каково же было их удивление, когда они увидели, что у меня такие же черные глаза, как и у них. Тибетцы дружески поклонились мне и быстро заговорили о чем-то между собой.
— Покажите ваши ружья, — сказал опять один из них.
Я охотно исполнил его просьбу. Наши ружья и револьверы произв. ели на тибетцев сильное впечатление. Они качали головами и оживленно говорили между собой.
— Ну, довольно, — сказали они. — Отложите в сторону ваши ружья, нам пора ехать.
— Далеко отсюда до Лхассы? — спросил я.
— Три месяца будешь ехать, не меньше, — ответил тибетец.
Он повернул лошадь, и все трое ускакали.
Вероятно, тибетцы хотели напугать нас этим известием и заставить повернуть назад.
Через полчаса к нам явился высокий, коротко остриженный, седой лама в красном одеянии и в желтой шапке. С ним были вооруженные люди с копьями, саблями и стрелами. Он не задавал нам никаких лишних вопросов, а только хотел узнать о силе нашего главного каравана.
— Вы должны остаться здесь 5 дней, — сказал он. — Один шаг дальше… и это будет стоить вам головы. — Он сделал движение рукой, как будто отсекал голову. — Сегодня утром мы послали нарочных к начальнику округа, чтобы узнать, можете ли вы ехать дальше или нет. С минуты на минуту ждем ответа. Будет или письмо, или сам начальник Камба-Бомбо. Во всяком случае, вы пока в плену у нас. Если мы вас пропустим и потом окажется, что вы не имели права ехать в Лхассу, то мы поплатимся за это своей жизнью. Наш начальник в Накчу, ему мы подчиняемся и у него мы должны испрашивать приказаний.
— А нельзя
— Нет, это невозможно, — ответил лама. — Ответ из Лхассы прибыл бы не раньше, чем через месяц.
— А, может быть, нам самим поехать в Накчу и лично переговорить с вашим начальником?
— Нет, и это невозможно. Вы останетесь здесь.
Вероятно, он боялся, что мы, получив разрешение поехать в Накчу, отправимся дальше на Лхассу. Скоро после этого наши гости уехали.
— Я думаю, что нас хотя на сегодня оставят в покое, — сказал Шагдуров.
Однако через несколько минут со всех сторон стали собираться вооруженные всадники. Они под’езжали и останавливались у маленького палаточного лагеря, который был разбит в расстоянии одного километра от нашего. Всадники были вооружены копьями, саблями и ружьями. Некоторые из них носили высокие белые войлочные шапки с полями, другие — темные повязки. На всех были коричневые, красные или черные накидки. Они походили на настоящих бандитов, но были, очевидно, солдатами, которых мобилизовали для защиты от нашего вторжения.
— Сколько, по-вашему, человек в их отряде? — спросил меня Шагдуров.
— Я насчитал 53, — ответил я.
Мы напряженно стали наблюдать за ними в бинокль. Наш лама совсем упал духом.
— Я уверен, что они хотят убить нас, — прошептал он.
Один шаг дальше — и это будет стоить вам головы…
Но вот семь всадников отделились и направились полной рысью на восток, вероятно, в Накчу, двое— по направлению к Лхассе, остальные ринулись сплоченной кучей прямо на нашу палатку.
— Будьте наготове! — крикнул я.
Мы схватили наше оружие и стали у входа в палатку. Тибетцы размахивали копьями над головами и издавали страшный рев. Они мчались на своих лошадях, как будто бы неслись в кавалерийскую атаку. Из-под копыт лошадей во все стороны летела грязь. Передовые из них отчаянно размахивали саблями и выкрикивали команду.
За несколько шагов перед нашей палаткой одна часть всадников круто повернула вправо, другая влево, и двумя колоннами они вернулись к своему лагерю. Они повторили этот маневр несколько раз, очевидно, желая устрашить нас. Затем они столпились и начали стрелять в цель. В два часа тибетцы опять сели на коней и исчезли на северо-востоке.
«Неужели же они хотят напасть на наш главный караван?»— подумал я.
После того как поле очистилось от всадников, в нашу палатку явились двое кочевников. Они принесли нам масла и молока.
— Что вы хотите получить от нас в обмен на эти товары? — спросил я.
— Нельзя. Ничего нельзя. Начальник запретил, — ответили они.
Через час к нам явились четверо мужчин. Они начали бесцеремонно осматривать наши вещи. Внимание одного из них привлек компас.
— А это что за штука? — спросил он.