В заповедной глуши
Шрифт:
– Я никогда от тебя ничего не скрывал. Ты знаешь, как мы разбогатели.
– Да, - кивнул Валька.
– Я знаю. Но ты же так много делаешь хорошего теперь. И время было такое...
– В том-то всё и дело, - Сергей Степанович положил тяжёлые кулаки на колени, обтя-нутые английскими брюками.
– Это довольно типично для нашей среды - мне всё время было стыдно. Пока шёл период первичного накопления...
– Сергей Степанович усмехнулся, - нет, тогда не было. Мы мочили и трясли друг друга и разную сволочь, я и сейчас не ощу-щаю никакой вины... Но где-то в конце 90-х я как будто на поверхность вынырнул. У нас уже всё было... и был ты. Я решил помогать людям.
– Ты и помогаешь, - недоумённо перебил Валька. Сергей Степанович сделал досадливый жест:
– Я не о том... Мы с друзьями организовали... фонд. Фонд Дальних Перспектив, как у Хайнлайна. Не для развоза пиццы и секонд-хенда по приютам, не для протезирования ин-валидов войн, хотя всё это нужные дела... Мы стали вкладывать деньги в вещи, которые могли изменить будущее России. Честное слово, Валентин, мы думали не о себе. И уже тогда вдруг начали ощущать, что нам сопротивляются. Никто конкретно, а...
– Сергей Степанович поморщился.
– Как бы система. Понимаешь? На пиццу она была согласна. Но вещи действительно значимые хоронили на корню. Я не буду тебе рассказывать под-робно. Незачем. Когда мы поняли,что официально ничего не сделать,то стали снабжать деньгами - большими деньгами!
– и нашими разработками отдельных людей и организа-ции определённого толка. Ты слышал. По телевизору такие организации называют "фа-шистскими", но можешь мне поверить - нигде нет таких честных и искренних людей, думающих о России, как там... Мы делали это очень осторожно, опыт у нас был. Но ме-сяц назад где-то прокололись. Людей с таким бизнесом, как у нас, при желании всегда можно на чём-то поймать, как ни отмывайся от прошлого. Скорее всего, сегодня вече-ром нас с матерью арестуют. Пока не знаю, за что. Но почти уверен - арестуют.
– Папа?!
– Валька вскочил. Сергей Степанович силой посадил его:
– Молчи и слушай. Это не наезд, Валя. Это не разборка образца 90-х. Этого я никогда не боялся, и ты знаешь - у меня и сейчас достаточно людей, чтобы никто и не пытался со мной проделывать такие вещи. Это даже не затея нашего государства. От него я бы откупился, как откупался не раз. Но тут речь идёт о таких деньгах и такой силе, что я перед нею - ничто.
По спине Вальки пробежал холодок. Он неверяще смотрел на отца. Сергей Степа-нович потрепал сына по волосам:
– Не нравится мне всё-таки, что ты такие носишь... Чёртов Деларош... Помнишь, год назад ты читал книжку Кропилина - "Голубятня среди одуванчиков"?
– Валька непони-мающе кивнул.
– Я её тоже читал в детстве... Так вот. Люди, Которые Велят– не выдумка, - Сергей Степанович приблизил лицо к лицу сына, и Валька с ужасом понял, что отец не шутит. Ему захотелось лечь на траву и уснуть. Чтобы проснуться - и всё было, как всегда. Но он понимал - не будет. И слушал, прикусив щёку изнутри.
– Они не глиня-ные, к сожалению. Их не убьёшь мячиком. И они страшнее и могущественней, чем в кни-жке. Я знал это, когда начинал бороться. Я просто не мог по-другому. Ведь я...
– Сергей Степанович неожиданно улыбнулся.
– Я, как ни крути, родился в СССР. А эта страна дольше всех сопротивлялась Тем, Которые Велят. Может быть, ты услышишь про ме-
29.
ня и про маму ужасные вещи. Не верь. Мы любили нашу страну. И хотели, чтобы жил и
был счастлив наш народ. За это нас будут судить; всё остальное - слова. Знай это.
– Папа, - прошептал Валька.
– Ты так страшно... я хочу к маме, хотя бы поговорить...
– Нельзя, - покачал головой мужчина и на миг прижал к себе мальчика.
– Слушай даль-ше. Сперва я хотел отправить тебя в Светлояр. Ты не знаешь, где это, да теперь и не-важно - поздно, слишком далеко. Тебя схватят.
– Я никуда не поеду!
– вскрикнул Валька.
– Поедешь, - жёстко ответил Сергей Степанович.
– Если нас с мамой арестуют, то ты не сможешь оставаться на свободе. Под предлогом того, что ты несовершеннолет-ний, тебя возьмут и поместят в какой-нибудь закрытый детдом. И никакие адвокаты тут не помогут. А через тебя будут давить на нас. Они это умеют очень хорошо...
– он перевёл дыхание.
– На свете нет мест, где можно совсем не опасаться Тех, Которые Велят. Но есть места, где им трудно будет тебя найти. И есть люди, которые смогут тебя защитить. Слушай внимательно, Валентин. Мы очень старались, чтобы ты рос смелым, сильным и честным. У нас это получилось. Но ты ещё мальчик и тебе будет трудно и страшно. Ты должен запомнить, что тебе будет трудно и страшно. И всё-та-ки, если ты будешь умным и осторожным, ты доберёшься до безопасного места. Нам с мамой будет легче. Не пытайся с нами связаться - никак. Не смей даже думать об эт-ом. Если мы сможем вырваться - мы сами тебя найдём. Я клянусь. Только мы. Никаких "людей от нас". никаких звонков, никаких писем. Мы - или никто...
– Сергей Степанович потёр лоб.
– Я заговариваюсь... Так вот. Что надо делать. Сейчас ты переоденешься. В машине есть вещи. Они средненькие, ты будешь выглядеть мальчишкой из семьи - комси-комса... Молчи, слушай и запоминай!
– прикрикнул Сергей Степанович на сына, умоляюще открывшего рот.
– Свой паспорт, ученический билет, кредитку - всё выкинь прямо здесь. Дипломат тоже оставишь. У тебя будет другой паспорт - и всё, но и им не пользуйся без крайней нужды. Будут деньги. Я дам тебе рубли, пятьдесят тысяч сторублёвками. Ни в коем случае и нигде не доставай их все сразу, положи в разные места одежды. В эт-ом дворе ты дождёшься ночи. Не вечера, а ночи, часов двух. Выберешься из города. Пеш-ком. Запомни, твой портрет будет везде, тебя будут искать, причём будут искать в основном честные и хорошие люди, искренне старающиеся вернуть домой мальчика - может, сбежавшего, может, потерявшего память. Не знаю, что придумают. Они лег-ко используют в своих интересах честных и добрых, вот что самое страшное. Вслепую используют, заставляют воевать за себя... я опять заговариваюсь... Как можно меньше попадайся людям на глаза. Иди пешком. Иди по ночам. Днём спи в лесу, ты знаешь, как, но не забывай приводить себя в порядок, ты должен выглядеть не бомжонком, а обыч-ным мальчишкой. Карта у тебя будет, хороший атлас...
– Куда мне идти?
– прошептал Валька.
– Куда идти?
– Пойдёшь на запад. Сориентируешься по карте. Если возьмёшь темп, то через неделю выйдешь к белорусской границе в районе Витебска. Границу переходи в стороне от КПП. Там её и нет, в сущности. В Белоруссии тебя тоже могут искать, но вряд ли. И всё-таки не расслабляйся. Ни в коем случае не расслабляйся! Понял, сынок?!
– Понял...
– онемевшими губами прошептал Валька.
– Ты пойдёшь на озеро Нарочь. Там есть кордон Свясьцы. Лесника зовут Ельжевский. Ельжевский Михал Святославич. Михал - ударение на первом слоге, это имя, а не сокра-щение... Когда придёшь на кордон, просто попросись ночевать, а потом скажи ему - если будет не один, выбери момент, чтобы с глазу на глаз - скажи: "Все мы дети одной матери, - а он тебе ответит: - И руки у нас чисты." Ты будешь жить у него и делать всё, что он скажет. Он не подведёт - скорей, небо рухнет.
– Оно рухнуло...
– прошептал Валька.
– Папа, папочка... а как же мама?!. Что с вами будет?!
– Не знаю, - честно ответил мужчина. Встал, поднял сына, стиснув его плечи.
– Если
30.
случится... самое страшное...
– Нет!
– вскрикнул Валька, его лицо исказилось.
– Нет, нет, нет!
– Если случится самое страшное, - беспощадно продолжал Сергей Степанович, - ты должен поклясться мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не простишь тех, кто разрушил нашу жизнь и нашу страну. Ты можешь простить наших убийц. Но тех, кто их направлял, ты не имеешь права прощать. Ты должен поклясться мне, что ста-нешь мстить. Любым оружием и любым способом. До своей смерти. Ты клянёшься мне в этом? Помни: может быть, мы видимся в последний раз. И не смей плакать, Валентин.
– Я не плачу, - мальчик сжал зубы так, что заскрипела отставшая эмаль. Вскинул глаза на отца.
– Я не плачу и не буду плакать. Я всё запомнил... папа, я хочу остаться с вами!
– вырвалось у него с такой мукой, что Сергей Степанович беспомощно пошатнулся.
– Я не знаю... давай поедем домой, возьмём пистолеты и попробуем уйти вместе... или просто станем отбиваться, пусть даже умрём, но только вместе, я прошу, папочка!
Сергей Степанович покачал головой: