В заразном бараке
Шрифт:
Макгрудер. Да, сэр. Я написал несколько коротких рассказов. И я пишу стихи — пытаюсь.
Гланц. Чтобы быть писателем, надо обладать большой наблюдательностью, не так ли?
Макгрудер. Я думаю, да, сэр.
Гланц. Думаешь? Ты знаешь абсолютно точно, что это так! И вот ты — студент с литературными амбициями, человек, от которого требуется хорошая наблюдательность, стоишь здесь перед нами и утверждаешь, что никогда не замечал у себя никаких симптомов сифилиса?
Макгрудер. Это правда, сэр.
Гланц (качает головой).Очень правдивая история. (Бадвинкелю.)Прошлой ночью, сэр, когда мы его осматривали, мы заметили кое-что, что позволит в дальнейшем подтвердить наши предположения о сифилисе. (Виртуозно надевает резиновую перчатку и берет пенис Макгрудера пальцами.)Как вы можете видеть, мальчику делали обрезание. Ты какой веры, кстати?
Макгрудер. Я пресвитерианин, сэр.
Гланц. Склонный к дурным привычкам, не так ли, Макгрудер? А теперь заметьте, капитан, маленькое розовое пятнышко, рельефный шрам как раз радом с головкой. На наш опытный взгляд — если у тебя есть иллюзии, это не что другое, как шрам после венерического шанкра.
Макгрудер. Этот шрам у меня с детства.
Гланц. То же самое он говорил нам прошлой ночью. Есть сомнение в том, что шрам — следствие простого обрезания. (Смеется.)Боюсь, это еще одна уловка.
Бадвинкель. Да, доктор, все мы знакомы с этой старой как мир дилеммой — врача и диагноза. С одной стороны, врач старается выудить из пациента правду, чтобы найти эффективный способ победить болезнь, исполнить свой священный долг — лечить и вылечить пациента. С другой — пациент, часто порочный и заблудший, старается скрыть правду — что само по себе понятно, так как правдивая история открыла бы его похождения, которые смердят, как вода из трюма в шанхайской лодке.
Макгрудер. Но сэр! Этот шрам у меня с детства! Я помню его с тех пор, как стал разглядывать это свое место. Я говорю вам, сэр, вы должны мне поверить: у меня никогда не было никакой язвы — той штуки, которую вы называете шанкр, — ее никогда у меня не было!
Гланц. Макгрудер, позволь сказать тебе кое-что. Годы исследований опытнейших ученых, которые изобрели специальный тест на флоккулляцию крови — реакцию Вассермана и Канна, — не могут быть дискредитированы твоими детскими воспоминаниями. В данный момент мы признаем факт того, что у тебя когда-то был шанкр, так же как мы признаем, что сейчас у тебя сифилис.
Бадвинкель. Ради Бога, парень, сифилис — очень заразная болезнь! Хватить болтать! Ты не можешь так бессовестно вести себя, рискуя жизнью других — своих товарищей моряков, которые могут заразиться от тебя! Как тебе не стыдно, наконец!
Гланц. Линвивер, проследи, чтобы Макгрудер пользовался отдельным туалетом и душем для сифилитиков. И чтобы посуда, из которой он ест, была специально стерилизована и хранилась отдельно от посуды других. (Бадвинкелю.)А теперь, сэр, мы бы очень хотели, чтобы вы увидели нашу лабораторию. Она у нас новая, там стоит самое современное оборудование.
Они уходят со сцены направо.
Макгрудер. Боже! (Садится на кровать, обхватив голову руками, поза отчаяния.)О Господи!
Линвивер. О'кей, парни! Можете быть свободны! Оправьтесь хорошенько и собирайтесь в кают-компании через пятнадцать минут!
Кроме двух тяжелобольных и Макгрудера, все пациенты берут свои полотенца, банные принадлежности и уходят.
Станцик. Ты везунчик, Дадарио. В следующий уик-энд тебя уже здесь не будет. Скажи мне, что ты сделаешь прежде всего? Давай я угадаю с трех раз.
Дадарио. Нет, я тебе сам скажу, что я собираюсь делать. Я возьму трехдневный отпуск и уеду в Саванну. Там я пойду в один из этих рыбных ресторанов в центре и закажу большую тарелку креветок. Затем я буду слоняться по всем городским барам, попивая виски…
Станцик. А затем тебя потянет на подвиги, в одно из тех злачных мест со сладкими кошечками…
Дадарио. Нет, Станцик, первый раз в жизни, единственный раз в жизни, я не собираюсь трахаться. Я буду только сидеть и пить свое виски да вспоминать о венерическом корпусе, о том, как вы тут поживаете, о нашей компании, и впервые в своей жизни я буду целомудренным, как фиалка, которая расцветает весной. И все!
Они выходят.
Макгрудер (самому себе).Надо было думать — идиот! (Бьет себя полбу, в отчаянии.)О Господи! Нет!
Шварц. (Он сидит поблизости.)Мне кажется, тебе надо успокоиться. Новички часто впадают здесь в панику. Это всегда шок. Успокойся. Твою болезнь можно лечить, если они поймут, какая у тебя стадия и все такое. Я немного разбираюсь в этом. Я сам военврач — сапожник без сапог, — но я знаю многих парней, которые излечились от этой болезни. Все дело в том, какая у тебя стадия.
В то время как Шварц говорит, Линвивер измеряет давление у Чакли, потом подходит к кровати Кларка, надевает хирургическую маску, поднимает простыню и делает Кларку подкожную инъекцию. Макгрудер и Шварц реагируют на неприятный запах. Макгрудер с отвращением. Линвивер укрывает Кларка простыней.
Макгрудер. Почему такая вонь, Шварц?
Шварц. Кларк — негр. Я никогда не произношу это слово. Я никогда не использую это слово. Ты знаешь, я сам из национальных меньшинств, но этот негр — настоящий дьявол. Я думаю, он ненормальный. Он умирает. Поэтому от него такой запах. Я уже привык.
Макгрудер. А что у тебя?
Шварц. Туберкулез почки. Страшная болезнь. Я здесь уже давно. И для меня у них нет лекарств, и это очень плохо. А для тебя у них есть хорошие лекарства. В конце концов, есть магические пули доктора Эхлича. Поэтому не надо паниковать. Спокойней. Все будет хорошо, если у тебя это не очень запущено. Постарайся успокоиться.
Макгрудер. Что это за пули доктора Эхлича?
Шварц. Неужели ты не видел фильм о докторе Эхличе? В нем играл Эдвард Робине. Крутое кино! Я его хорошо помню…