Шрифт:
Предисловие к русскому изданию
Как и во многих других странах мира, в сегодняшней России сильны изоляционистские тенденции. Глобализацию часто воспринимают как угрозу, как нечто такое, что может быть хорошо для «других» и к чему «мы» вынуждены приспосабливаться. Я и сам раньше так считал, однако изменил свое мнение благодаря убедительным фактам: их изобилие свидетельствует о том, что глобализация — это уникальный шанс для всего мира.
В настоящее время круглосуточно и ежеминутно около шестидесяти человек по всему миру получают возможность вырваться из крайней бедности. За последние двадцать лет число обездоленных людей на планете сократилось вдвое. Такое повышение уровня жизни
Открытость экономики имеет первостепенное значение для тех стран, которые еще не имеют доступа к международному капиталу и технологиям. Именно поэтому сегодня развивающиеся рынки показывают более высокие темпы роста, чем богатейшие государства. В современном мире все еще немало непростых проблем, однако большинство из них являются следствием недостаточной, а никак не чрезмерной глобализации. Именно наименее либеральные и наименее вовлеченные в процесс глобализации страны — такие, как государства Африки южнее Сахары, — по темпам развития отстают от остального мира, где совокупный ВВП удваивается за двадцать с небольшим лет. Многие люди не думают о том, что глобализацию следует начинать изнутри своего государства, — и это является одной из причин подобного отставания. До тех пор пока в отдельной стране не обеспечены верховенство закона и защита прав частной собственности, не ликвидированы коррупция и произвол бюрократии, полноценный доступ к плодам глобализации имеет лишь немногочисленная околовластная элита.
Я написал эту книгу с целью рассказать о настоящем потенциале глобализации и о том, как много теряют государства, не вовлеченные в этот процесс. Решение самых значимых проблем современности уже найдено — и оно не в амбициозных политических программах, оно исходит от простых людей. Всегда и везде, если у бедных появляются права на собственность, работу и торговлю, а также свобода доступа к капиталу и возможность создать свое дело, им удается преуспеть и расширить возможности для себя и всех остальных без всякой помощи государства.
Поскольку людей, имеющих возможность свободно созидать и изобретать, становится все больше, упрощается доступ всех и каждого к новым идеям и технологиям, которые, в свою очередь, могут способствовать улучшению нашей жизни и развитию экономики наших стран. В свое время русский инженер Владимир Зворыкин изобрел кинескоп, а выгоду получили все страны с открытой экономикой, заимствовавшие эту технологию. Мобильный телефон был изобретен не в России, но ее жители сегодня уже не мыслят без него свою жизнь…
Произведенные за границей инновации и блага становятся угрозой лишь тогда, когда мы не готовы их принять и закрываем от них и сопутствующей им конкуренции границы наших стран. Однако в этом случае весь остальной мир будет получать выгоду от новейших идей и возможностей, которыми обладают предприниматели, а мы не сможем ими воспользоваться. Перемены всегда даются нелегко, однако лучше быть в их фарватере, чем плестись в хвосте в числе отстающих и в конце концов получать доступ к инновациям самыми последними.
В действительности нам нечего опасаться глобализации, нас страшит лишь это понятие.
Лично для меня наиболее очевидным доказательством огромного потенциала глобализации послужило то, что настоящая книга была переведена на множество языков по всему миру. Однако она не имела бы по-настоящему глобального охвата без перевода на русский язык. Это имеет для меня особое значение. Я вырос в Швеции и всегда отдавал себе отчет в том, что совсем неподалеку, в СССР, люди лишены тех возможностей, которые есть у меня. Однако россияне сумели не только пережить семьдесят лет диктатуры, но до сих пор выдерживают последовавшие в постсоветский период хаос и всепоглощающую коррупцию. Теперь и для граждан России настал час взять судьбу в свои руки.
Стокгольм, март 2007 года
Предисловие
Свершилось чудо — наша анархистская партия победила на школьных выборах!
Итак: место действия — школа в одном из западных пригородов Стокгольма; время действия — осенний семестр 1988 года (нам тогда было по шестнадцать лет). Как обычно, когда в стране проходили всеобщие выборы, у нас в школе устраивали собственную «предвыборную кампанию» в миниатюре. Но мы с моим лучшим другом Маркусом не верили в существующую систему. Мажоритарные выборы, думали мы, напоминают голосование двух волков и ягненка относительно обеденного меню. Школа хотела, чтобы мы избрали тех, кто будет нами управлять, а мы хотели быть хозяевами собственной жизни.
Отчасти, наверно, это было связано с тем, что мы чувствовали свое отличие от других. Я увлекался электронной музыкой и «готикой», одеваться предпочитал в черное, а волосы зачесывал назад. Нас интересовали музыка и книги, а все вокруг словно помешались на модных аксессуарах. Правые казались нам представителями имущих классов, элиты, не терпящей никого, кто от них отличается. Но и левые не вызывали у нас энтузиазма: они символизировали унылую государственную бюрократию и засилье регламентации. Хоть мы и предпочитали слушать группу Sisters of Mercy и шведского панк-певца Тострема, нашим «символом веры» были слова из песни Джона Леннона «Imagine»: «Представь, что в мире нет границ». С отдельными государствами пора кончать, думали мы, люди должны иметь право свободно перемещаться по всей планете и сотрудничать друг с другом по собственной воле. Мы грезили о мире без «обязаловки», без правителей. Понятно, что мы тогда не принадлежали ни правым, ни левым, ни консерваторам, ни социал-демократам. Мы были анархистами!
Так мы основали «Анархистский фронт» и выставили свои кандидатуры на школьных выборах, придумав ироническую радикальную платформу. Мы развешивали в школьных коридорах самодельные плакаты с вопросами вроде: «Кто будет определять твою жизнь — ты сам или 349 парламентариев?» Мы требовали «упразднить» государство… и отменить запрет кататься на мотоциклах по школьному двору. Большинство учителей не поняли нашей затеи: они решили, что мы просто издеваемся над выборами, — мы же считали, что высказываем собственную позицию в лучших традициях демократии. И вызов в кабинет директора для «разбора полетов» лишь укрепил наш бунтарский дух.
Мы получили неплохой результат в конкурентной предвыборной гонке — 25 % голосов. Социал-демократы заняли второе место, набрав 19 %. Мы были без ума от восторга, уверенные, что это лишь первый шаг к чему-то новому, важному…
С тех пор прошло пятнадцать лет. За это время мое мировоззрение во многом изменилось. Я понял, что взаимоотношения между индивидом и обществом, свободой и принуждением куда сложнее, чем нам тогда казалось, и эти проблемы нельзя решить одним радикально-утопическим шагом. Я осознал, что государство в какой-то форме все же необходимо — защищать свободу и не позволять тем, кто могущественнее или богаче, угнетать других. Теперь я убежден, что представительная демократия лучше любой другой политической системы позволяет решить именно эту задачу — защиты прав личности. И еще я понял, что благодаря современному индустриальному обществу, которое в юности наводило на меня такую тоску, мы добились высочайшего уровня жизни и распространения демократии.