В защиту права
Шрифт:
Всем известно, что Пушкин в 1820 году был за свои вольнолюбивые стихи выслан из Петербурга, - сначала в Одессу и Кишинев, а затем в село Михайловское. Но едва ли многие помнят, что даже столь благонамеренное произведение, как "Капитанская дочка", должно было появиться без имени автора. Жандармы, рассмотрев рукопись "Бориса Годунова", "посоветовали" автору "переделать свою комедию, по нужном очищении, в историческую повесть или роман наподобие Вальтер Скотта".
А "Медный всадник" - быть может, величайшее творение Пушкина - был решительно запрещен к напечатанию и появился
Интересно отметить, что и "Первое", и особенно "Второе" из юношеских "Посланий к цензору" (1822 и 1824 гг.) отличаются крайней умеренностью в своих требованиях. Так, если в "Первом" Пушкин восклицает по адресу цензора:
{105}
О варвар! Кто из нас, владелец русской лиры,
Не проклинал твоей губительной секиры?
то во "Втором" мы находим уже такие примирительные заявления :
Будь строг, но будь умен. Не просят у тебя,
Чтоб все законные преграды истреби,
Всё мыслить, говорить, печатать безопасно
Ты нашим господам позволил самовластно.
Права свои храни по долгу своему.
Тут снова сказывается уважение Пушкина к закону, которое мы видели даже в оде "Вольность". Раз цензура введена существующими законоположениями, то он только требует, чтобы ее служители исполняли свой долг разумно и без переусердствования:
Но делать нечего. Так, если невозможно,
Домой тебе убраться осторожно
И службою своей ты нужен для царя,
То умного возьми себе секретаря.
В беседах и письмах Пушкин был в этом вопросе менее сдержан. В письме, написанном в ссылке, он называет цензуру "богомольной и слишком чопорной дурой". Нельзя, однако, не упомянуть о звучащих резким диссонансом строках, которые мы встречаем в написанном Пушкиным незадолго до смерти стихотворении "Из Пидемонте":
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Всё это, видите ль, слова, слова, слова...
Александр Блок в своей замечательной
"Дело поэта... совершенно несоизмеримо с порядком внешнего мира. Задачи поэта, как принято у нас говорить, общекультурные, его дело - историческое. Поэтому поэт имеет право повторить вслед за Пушкиным: "И мало горя мне и т. д.". Говоря так, Пушкин закреплял за чернью право устанавливать цензуру, ибо полагал, что число олухов не убавится. Дело поэта не в том, чтобы достучаться непременно до всех олухов... Никакая цензура в мире не может помешать основному делу поэзии" (Александр Блок. "О назначении поэта" (1921). Собрание сочинений, изд. 1946 г., стр. 494.).
Однако, это звучит не вполне убедительно. Проще объяснить стихотворение "Из Пидемонте" чувством глубокого разочарования, овладевшего Пушкиным в последние месяцы его жизни; отсюда и ссылка на гамлетовские слова, слова, слова. Эти предсмертные настроения Пушкина были особенно понятны Блоку, который говорил свою речь незадолго до своей собственной смерти, испытав полное разочарование в увлекшей его было большевистской революции.
Приходится сказать, что оправдание цензуры в "Из Пидемонте" было в устах Пушкина срывом - таковые бывают и у гениев (Срывом была, напр., строфа в посвященном Николаю стихотворении К Н...... написанном Пушкиным вскоре после того, как он был возвращен из ссылки и обласкан Николаем I;
Его я просто полюбил,
Он бодро, смело правит нами,
Россию вдруг он оживил
Войной (?), надеждами, трудами.
В 1834 году в краткой заметке в "Дневнике" Пушкин дает более трезвую оценку Николая Павловича: "у него много от прапорщика и немного от Петра Великого". Еще труднее примирить с нашим представлением о духовном облике Пушкина стихотворения "Клеветникам России" и "Бородинская годовщина", ура-патриотические по тону и шовинистические по содержанию. Уже при своем появлении они покоробили друга Пушкина, кн. Вяземского, который назвал их "шинельными стихами". Однако для сохранения правильной исторической перспективы следует иметь в виду, что воспетый Пушкиным российский империализм первой половины XIX века носил весьма своеобразный и несколько донкихотский характер. В. Вейдле в своей недавно вышедшей интересной книге "La Russie absente et presente" (Paris, 1952) называет Николая I "бескорыстным жандармом Европы" (стр. 75). См. также толкование этих двух стихотворений у Милюкова, "Живой Пушкин", 2-е изд., Париж, 1937, стр. 85-97.).
{107} Пушкин защищал не только свободу слова, но и свободу мысли. Он говорит:
"Мысль - великое слово, что же составляет величие человека, как не мысль. Да будет же она свободна, как свободен человек, - в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом".
Кони в упомянутом выше докладе указывает на "горячую защиту Пушкиным религиозной свободы". Он обращает внимание на то, что Пушкин в своих подражаниях Корану обращается к правоверным с призывом: