В землях Заката
Шрифт:
Вертолёт сел. Стеклянные глаза уставились на замерших людей. Распахнулся прямоугольный люк, и оттуда посыпались фигуры в белом камуфляже. Они до жути напомнили Варламову белых призраков, и у него мороз пошёл по коже.
Белые фигуры быстро распределились по периметру стоянки, а одна направилась к отелю. Евгений сообразил, что их, похоже, не собираются оглушать из парализатора. Джанет обеспокоено дёрнула Варламова за рукав.
— Только не стреляй. Кажется, это военные. Дядя боялся, что тобой могла заинтересоваться разведка. Наверное,
Варламов прикусил губу. Двустволка осталась в машине, да и глупо отстреливаться из неё от десятка автоматчиков. Похоже, путешествие подошло к концу. Ну и ладно — Евгений ощутил внезапное облегчение: пусть этот проклятый секрет достанется Америке, зато он и Джанет будут в безопасности от белых призраков.
Подошедший держал руку на кобуре. Из-под козырька настороженно блеснули глаза.
— Армия США. Вы арестованы. Пройдёмте в вертолёт.
Джанет стала возмущаться, говорить что-то про гражданские права… На жёстком лице военного появилась ухмылка.
— Оставьте это, мисс. Если не подчинитесь, мы применим силу.
Варламов оглянулся: где Эмили? Но девочка исчезла, словно и не было. Не она ли снова завела их в ловушку?..
11. Сад
Варламов сидит на жёсткой скамейке, руки скованы за спиной. Интересно, в который раз на него в Америке надевают наручники? Рядом сидит Джанет, а напротив солдаты. Белые комбинезоны, головы в шлемах, на коленях автоматы причудливой формы — словно инопланетяне из фантастического фильма.
Евгений глядит в сторону кабины: из-за спин пилотов виднеются разноцветные прямоугольники дисплеев и шкалы приборов. Корпус вертолёта содрогается всё сильнее, гул нарастает, за окнами ускоряют бег лопасти. Сейчас машина взлетит.
Варламов ощущает странное спокойствие: не надо больше бежать, выпутываться из ловушек, трястись от страха. Ну и пусть запрут на какой-нибудь военной базе. Они будут живы, а это главное. И Джанет останется с ним…
Гул почему-то начинает стихать.
Варламов недоуменно глядит в окно: лопасти и в самом деле кружат всё медленнее. И более плавно вздымаются вихри снега — странный медленный танец. Он переводит взгляд на лица солдат — те по-прежнему безмятежны. Гул делается ещё тише и как-то… отрывистее?
Варламов облизывает губы, происходит что-то странное. Он поворачивается к Джанет.
— Что это, Юджин? — Её глаза потемнели, голос дрожит.
Евгению жаль, что не может обнять её. Он целует Джанет в щёку.
— Не знаю, любимая.
Лопасти уже еле идут. Взметённый снег застывает в каком-то фантастическом вихре. Лица солдат окаменевают, словно лица статуй. Вместо гула Варламов слышит томительный скрежет…
И вдруг он понимает. Сердце замирает, а внутри всё обращается в лёд. Это скрежещут, останавливаясь, жернова времени.
Останавливается само время!..
А следом без звука отлетает дверь и, крутясь, исчезает в застывших снежных вихрях.
Жутким холодом тянет на Варламова из белизны. Сердце начинает часто биться, и словно опять подступают к глазам воды чёрной реки. Отчаянным усилием воли он пытается не потерять сознания…
Женщина стоит на снегу — босая, в слабо светящемся платье, с гирляндой цветов на груди. На её лицо Евгений глядит только раз, и тут же опускает глаза, не в силах вынести столь ослепительной красоты.
«Что сказал бы Морихеи? — почему-то приходит в голову. — Этот самоуверенный японец, у которого на каждый случай припасено стихотворение».
«И локоны у феи поседели, — раздаются в его сознании тихие слова, — то иней времени оставил след…» [16]
И после паузы:
— Но это не про меня.
— Кто это? — чужим голосом спрашивает Джанет. Похоже, лишь они двое сохранили способность двигаться и говорить в остановившемся мире. Её слова тоже звучат странно — словно в голове Варламова.
16
Ли Бо.
И вдруг он вспоминает всё — в одно мгновение. Становится так жутко, что еле сдерживает стук зубов.
— Твоя мать видела её в тот вечер в Плезантвиле, — с трудом выговаривает он. Губы двигаются, но возникает впечатление, что воздух не колеблется, а слова доходят иным путём. — И я видел её, за тёмной рекой после нападения цзин…
— Ты догадался, что это за река? — Голос женщины звучит мелодично, но словно колеблется, и Варламов чувствует, что различает не все обертоны. — Это великая граница миров. Греки называли её Стиксом…
— Что ты сделала с ними? — Варламов кивает на окаменелых солдат. И испытывает ужас: он обратился к женщине на «ты». Он что, не понял, с КЕМ говорит?
Но женщина качает головой, и ярче становится жемчужное мерцание её волос.
— Не надо бояться меня, Юджин. Я не причиню вам вреда. Так же, как не причинила вреда им… Ваш мир слишком тесен, время идёт с одной утомительно однообразной скоростью. В моём мире оно струится сотнями потоков. Сейчас для окружающих время почти остановилось, оно замедлило ход в тысячи раз. Но это ненадолго.
Евгений судорожно вздыхает:
— Как называется твой мир?
— Он носит много имён. — Женщина медлит. — Но в переводе на ваш язык он зовётся Сад… Несколько его уголков ты видел.
— И там все могут управлять временем?
От улыбки женщины сердце Варламова замирает, а снег озаряется призрачным голубым светом.
— Я единственная госпожа Сада, — звучит в ответ. — Но некоторые из обитателей могут чему-нибудь научиться… Может быть, научишься и ты.
Варламов с вялым удивлением отмечает, что не может говорить женщине «вы».