В землю Ханаанскую
Шрифт:
Тут старик протянул к воину руки, как бы защищаясь от него и затем сказал униженным тоном просьбы:
— О господин! Ты первенец моего властелина, величайшего и знатнейшего из евреев. Если ты захочешь, то можешь раздавить меня как червя, но все же я осмеливаюсь возвысить голос и воззвать к тебе: о, господин мой! Тебя обманули! В продолжение года ты проводил время в чужих землях, вдали от Цоана [5] , но если бы ты был с нами, то не говорил бы так. О, если бы только ты имел терпение выслушать меня…
5
Еврейское
— Так говори же! — приказал Осия, удивленный таким пламенным желанием старика; этот последний поблагодарил его только взглядом и начал:
— Ах если бы тут был Аарон, или Елиазар, или твой отец, то они могли бы лучше рассказать тебе. Мне кажется, что я все вижу и все слышу, как было, но не могу выразить этого словами! Однако, с помощью Божиею, попробую это сделать!
Но старик остановился.
Осия заметила, что у Элиава дрожали губы и тряслись руки; воин сам подал ему кубок с вином, который старик осушил до дна.
Тогда он опять стал говорить с полузакрытыми глазами и выражение его лица, по мере того как он говорил, становилось все серьезнее и серьезнее.
— Что произошло после того, как стало известно, что народ должен выступить из Египта, об этом говорила тебе моя жена, мы с нею были причислены к дряхлым и слабым. Но только вчера вечером все домашние и слуги Нуна должны были прийти к нему к ужину… также и пастухи, и невольники, и бедные… За ужином был зажаренный ягненок, свежий пресный хлеб и очень много вина. И вот мы все сидели за столом и ужинали, это была ночь праздника жатвы, во время которой обыкновенно и ты ужинал с нами, когда был мальчиком. И так, мы все ели и насытились, были довольны, а твой отец, наш господин, подбодрял нас и рассказывал нам о Боге отцов наших и о всех благодеяниях, которые ниспослал Господь нашим предкам.
Теперь мы по Его воле должны оставить страну, в которой страдали от рабства. И это не жертва с нашей стороны; Авраам не задумался принести в жертву сына своего Исаака, чтобы исполнить волю Божию. Правда, быть может, многим и грустно было покинуть свой дом, к которому они привыкли, но все же для нас большое счастье оставить Египет. Затем Нун сказал нам, что мы идем не к загадочной неизвестной цели, а по пути, указанному нам самим Богом. Он, Всемогущий, вместо этой страны рабства избрал для нас новое отечество, где мы будем жить свободными людьми в благодатной стране с плодородною почвой и обширными лугами для скота; у нас будет всего вдоволь, и сердца наши преисполнятся радостью. Прежде много должны были мы работать, чтобы заслужить известную плату, теперь же в короткое время и без больших забот приобретем новую прекрасную родину для нас и для наших детей. Это будет обетованная земля, которую нам дает в наследие сам Бог. Так говорил твой отец, благословил нас и приказал, чтобы и ты отряс прах с ног твоих, присоединился бы к нам и мощною рукою вел бы нас на бой, потому что ты опытный полководец и послушный сын.
Все повеселели. Когда мы собрались на площади и Аарон, взойдя на возвышенное место, также стал говорить нам о Боге отцов наших, его голос то гремел, как раскаты грома, то сладко звучал, как чудная музыка. Аарон говорил почти то же, что и отец твой, и когда он окончил, то не осталось более сомневающихся, всех охватило одно и то же чувство восторга и желания поскорее оставить Египет и избавиться от ненавистного рабства.
Даже старики возрадовались! Столетний Елизама, отец твоего отца, который, как тебе известно, много лет сидел согнувшись на одном месте, и тот встал, выпрямился и стал говорить пламенную речь. Дух Божий снизошел на него и на всех нас; мне казалось, что я помолодел и телом и душою; когда я подошел к телегам, на которые усаживались женщины и дети, и увидел Елизеву, родильницу, то даже не узнал ее; она была так весела, как в день своей свадьбы и, прижимая своего новорожденного к груди, напевала ему тихим голосом, что он вырастет свободным человеком в прекрасной стране. Старая Кузая, которую еле оторвали от дорогих ей могил, теперь весело сидела в тележке и даже подтягивала своим старческим голосом хвалебную песнь, начатую Элькамом и Авиассафом, сыновьями Хораха. И так народ двинулся в путь. А мы, оставшиеся здесь, бросились друг к другу в объятия и не знали, были ли проливаемые нами слезы от горя и тоски разлуки или от радости, что наших единоплеменников ожидало такое счастье.
— Вот как все это было, — продолжал старик, — и прежде чем смоляные светильники, которые несли перед полчищами, исчезли в темноте и которые, как нам показалось, горели ярче, чем зажигаемые здесь большие огни на башнях храмов во время празднества в честь Нейфы, — мы также пустились в путь, так как не хотели задерживать Ассера, и в то время, как мы темною ночью шли по улицам города, оглашаемым воплями жителей, потерявших своих первенцев, мы тихо пели хвалебную песнь сыновей Хораха, и мирное спокойствие снизошло на нас всех, так как мы знали, что Господь Наш Бог ведет свой народ и защитит его.
Старик замолчал; его жена и внучка прижались друг к другу и запели хвалебную песнь Богу, и слабый голос старухи сливался с голосом девушки, дрожавшей от внутреннего волнения.
Старик боязливо посмотрел на первенца своего господина.
Понял ли он его?
Осия взял правую руку Элиава и пожал ее, как другу, затем простился с ним со слезами на глазах и сказал:
— Ты обо мне услышишь!
Старик успокоился; он узнал довольно и, охваченный необъяснимым восторгом, он стал целовать одежду и руки первенца своего господина.
VII
Осия возвращался в лагерь с поникшею головою. Борьба унялась в его сердце: он знал, что ему надлежало делать: отец звал его и он обязан был повиноваться.
Военачальник вспомнил свое детство: его заставляли каждый вечер читать молитвы при отходе ко сну; ему часто рассказывали о сотворении мира, о всемирном потопе, об Аврааме, Исааке и Иакове. И как он любил слушать эти рассказы от своей матери, от няньки и от дедушки Елизама… но потом Осия, занятый своей службой в войсках фараона, казалось, забыл их совершенно. Но в хижине Элиава эти рассказы так живо пришли ему на память, что он мог бы повторить их слово в слово.
Он знал, что существует Всемогущий невидимый Бог, который обещал евреям сделать их великим народом. Все, что у египтян скрывалось жрецами, как великая тайна, составляло у евреев достояние каждого. Между евреями всякий нищий, всякий раб имел право воздеть руки и молиться одному Творцу неба и земли.
Правда, и между египтянами были люди, дошедшие своим собственным умом до познания Единого Бога, но эти люди никому не говорили ни о своих мыслях, ни о своих чувствах, а держали их в тайне.
Осия, хотя и вращался между язычниками, но был не таков, чтобы вместе с ними преклоняться перед их идолами; он знал, что это творение рук человека.
Осия долго размышлял о своем положении, его смущала присяга, данная фараону. Но вдруг, как бы по наитию свыше, военачальнику пришла мысль помолиться. И Осия стал просить Единого Бога, чтобы Он не вменил ему в грех его клятвопреступление.
И вдруг воин почувствовал, что у него так легко стало на душе, и он, успокоенный и довольный, вошел в свою палатку.