В зеркалах
Шрифт:
Морган посмотрел на него с удивлением.
— Но… — Он не удержался от вопроса. — Зачем вы перебрались в город?
— Ради свободы, — сказал Голливуд-Рейни. — Здесь больше свободы.
— А откуда вы родом?
— Пасс-Руайом, — сказал Голливуд-Рейни.
Морган уставился на него и не отводил взгляда так долго, что он смутился, заерзал на стуле, нетерпеливо передернул плечами, ослепительно улыбнулся мимолетной фальшивой улыбкой и принялся грызть ногти.
— Я… э… — начал Морган Рейни. — Я тоже
Морган и Голливуд-Рейни смотрели на противоположные стены комнаты. Голливуд обкусывал ногти. Наконец Морган встал и быстро двинулся к двери.
— Извините, — сказал он. — Я не знал… об этом.
Мистер Клото, улыбаясь, вышел вслед за ним.
Уже в коридоре они услышали за дверью стон и звон разбитой посуды.
— Голливуд, лучше не бей ничего! — крикнул мистер Клото.
В следующей комнате слепой старик нежно поглаживал ржавую подзорную трубу.
— Он это про реку под рекой, — говорил старик. — Под этой рекой сундук с драгоценностями. Какой грузовик там ни остановится, так знает, что там сундук. Помните, был оркестр из девушек. Одни девушки — играли на скрипке, на тромбоне, на всем. Хе-хе. Желтенькие писюшки.
Он был невысокого роста, очень худой и совершенно лысый; на светло-коричневой коже пестрели веснушки. Ослеп он от глаукомы. Разговаривая, он взмахивал подзорной трубой, а иногда умолкал и приставлял ее к глазу. Окуляр и объектив заросли по краям ржавчиной.
— Ред возвращается, — продолжал старик, — буй мигает на мели. Килем прямо проехал. Прямо пронесся. Этот старый голландец не знал. Он там один живет. Грузовики останавливаются около мигалки — они знают. Схватило брюхо, пролил виски. Черт, видишь, они танцуют. — Он заглянул в трубу. — Ага. У одного летучая рыба на часовой цепочке.
Морган Рейни встал со складного стула.
— Довольно, — сказал он негромко. — Довольно.
— Потом доскажешь, Бивер, — сказал мистер Клото старику. — Мы зайдем как-нибудь еще.
— В следующий раз сдаю я, Льюис, — сказал Бивер. — Он не разберет, фабрика это или не фабрика.
— Мне жаль, что я не могу сообщить вам данных мистера Бивера, — сказал Клото, когда они вышли в вестибюль. — Но я знаю, они есть в моих книгах. Я их приготовлю к тому времени, когда мы в следующий раз будем иметь удовольствие вас видеть.
— Да-да, — сказал Рейни.
— Ах! — задумчиво вздохнул Клото. — Я присматриваю за ними всеми. Может быть, больше до них никому нет дела, но я за ними присматриваю.
— Пожалуй, на сегодня я закончу, — сказал Рейни.
Они спустились на первый этаж и прошли через кухню, где бывший кондуктор промывал в раковине миску с озерными крабами.
В кафе, за столиком у стены, перед бутылкой виски и стаканчиком сидел молодой негр. На нем были темные очки в круглой оправе и белая соломенная шляпа, сдвинутая на брови
Когда мистер Клото проходил мимо него, молодой человек приветственно поднял свой стаканчик.
— «Если вас спросят, кто я такой, — пропел он мистеру Клото, — скажите, что я Господне дитя» [83] .
— Добрый день, Рузвельт, — весело сказал мистер Клото. — Вы что же, на сегодня лишаете прямодушную цветную прессу своих услуг?
— Прямодушная цветная пресса дает мне по средам выходной, дядюшка, — сказал молодой человек. — Я общаюсь со своей душой.
Морган Рейни, подойдя, рассеянно остановился рядом с Клото; молодой человек повернулся вместе со стулом.
83
«If anybody asks you who I am, tell them I’m a child of God» — из рождественской песни «Child of God», известной в южной Луизиане с XIX в.
— Мистер Рейни, позвольте представить вам Рузвельта Берри из «Дельта эдванс», бесстрашной цветной газеты. Рузвельт, это мистер Рейни. — Чуть понизив голос, мистер Клото добавил: — Говоря между нами, мистер Рейни принадлежит к тем наделенным чувством ответственности молодым белым, которые готовы ради негритянского народа пойти в огонь и в воду.
— Я в восторге, — сказал Берри.
— Послушай, Рузвельт, когда ты снова порадуешь нас бородкой? Последняя тебе очень шла.
— Я теперь ношу ее в кармане, — сказал Рузвельт Берри.
— Своей последней бородки Рузвельт лишился очень забавным образом, — сообщил мистер Клото, повернувшись к Рейни. — У него была миленькая подружка в соседнем штате, и он постоянно к ней ездил. Как-то ночью он столкнулся с помощником шерифа, и этот служитель закона и его друзья сбрили бородку Рузвельта охотничьим ножом.
— Но вы думаете, я рассердился? — сказал Берри. — Я не рассердился. Да и эта лохматая мочалка мне ни к чему. В наши дни злобы хватает, но я ею не заражаюсь. Другие, вернувшись домой, стали бы думать о том, как бы отобрать ножик у этой сволочи и ободрать его свиное рыло. Но только не я.
— Да, в сельских местностях они очень консервативны, — заметил мистер Клото. — Но Рузвельт придерживается умеренных, христианских взглядов. По всей вероятности, он во многом ваш единомышленник, мистер Рейни.
— Почему ты не оставишь этого джентльмена в покое, Лестер? — сказал Берри. — Почему ты не оставишь всех джентльменов в покое?
— Ну, — сказал мистер Клото, — мне надо кое с кем повидаться. Я буду с нетерпением ждать вашего следующего визита, мистер Рейни.