V.
Шрифт:
Пишу это во время ночного налета, в заброшенном канализационном коллекторе. Снаружи идет дождь. Мрак рассеивают лишь фосфорические сполохи в небе над городом, несколько свечей, взрывы бомб. Елена сидит рядом со мной и держит на руках ребенка, который спит, пуская слюни, приникнув головой к ее плечу. Вокруг нас сгрудившись сидят мальтийцы, англичане в штатском, несколько торговцев-индусов. Все по большей части молчат. Дети, широко раскрыв глаза, прислушиваются к разрывам бомб. Для них это очередное развлечение. Поначалу они плакали, когда их будили посреди ночи. Теперь уже привыкли. Некоторые даже стоят у входа в наше убежище и смотрят на отсветы пламени и взрывы, о чем-то болтают, подталкивая друг друга локтем и показывая на что-то пальцем. Странное вырастет поколение. А что будет с нашей дочкой? Она засыпает.
И затем, без всякой видимой причины, неожиданный переход:
О, Мальта
224
Лиль-Адан, Филип Виллье де (ум. 1534) – представитель древнего французского рода, был первым Великим Магистром Мальтийского Ордена в 1530 – 1534 гг. Косвенно может иметься в виду и другой Виллье де Лиль-Адан – французский поэт-символист (1838 – 1889); Паризо, Гастон Жан де ла Валлетт (1494 – 1568) – французский рыцарь, ставший в 1557 г. Великим Магистром Мальтийского Ордена. Паризо основал город Валлетта и прославился своими успешными действиями против турков и обороной Мальты во время так называемой Великой Осады (1565); Великая Осада – 1565 г. Оборона Мальты во время Второй мировой войны тоже называется Великой Осадой.
225
Andanti – возможно, вариант музыкального термина «andante» («медленно»).
Должно быть, он написал этот кусок уже дома, после налета, тем не менее «резкий переход» налицо. Фаусто II был юношей, погруженным в собственный мир. Это проявлялось не только в его склонности к умозрительным построениям – даже во время затяжного, обширного и в то же время унылого разрушения острова, но и в его отношениях с твоей матерью.
Впервые Елена Шемши упоминается Фаусто Первым вскоре после женитьбы Маратта. Возможно, благодаря тому, что была пробита первая брешь в холостяцком единстве поколения 37 года, которое отнюдь не предполагало поголовного обета безбрачия, Фаусто чувствовал, что теперь вполне может последовать примеру своего товарища. И в то же время продолжал уклончиво и нерешительно двигаться в направлении церковного целибата.
О, конечно же, он был «влюблен». Несомненно. Однако его собственные взгляды на этот счет постоянно менялись, но никогда не совпадали с мальтийскими воззрениями на «любовь» как на санкционированное Церковью совокупление исключительно с целью деторождения и для прославления материнства. Мы, например, уже знаем, как в тяжелейшие дни Осады 1940 – 1943 годов Фаусто пришел к пониманию и претворению в жизнь любви столь же широкой, высокой и глубокой, как сама Мальта.
Закончилась холодная пора, мистраль дуть перестал. Скоро другой ветер – грегейл [226] – принесет теплые дожди, знаменуя начало сева нашей красной пшеницы.
226
Грегейл – холодный северо-восточный ветер, дующий на Мальте зимой.
А разве сам я не подобен ветру, ведь даже мое имя созвучно шелесту пьянящего зефира в кронах церато-ний?
Сегодня вечером иду к Елене! О, Елена Шемши, изящная, словно горная козочка, как сладостны твои молочные уста и любовные вскрики. Темны твои очи, как чернота межзвездного пространства над островом Гавдекс, где в детстве мы так часто вглядывались в небо летними ночами. Сегодня я приду в твой домик в Витториозе [227] и, представ перед твоими черными очами, вылущу стручок сердца и предложу причаститься этим хлебом св. Иоанна, евхаристией, которую я втайне пестовал все эти девятнадцать лет.
227
Гавдекс, или Годеш (Ghaudex) – древнее мальтийское название соседнего с Мальтой острова Гозо; Витториоза – город на узком полуострове в Большой Гавани; первоначально назывался Birge, но после Великой Осады 1565 г. был переименован Великим Магистром Валлеттом в Витториозу, т. е. «Победоносную».
Он не сделал ей предложения, только признался в любви. Как видишь, он все еще не мог отказаться от своего расплывчатого «плана» стать священником, хотя никогда не был уверен, что в этом его подлинное призвание. Елена колебалась. Когда юный Фаусто задал вопрос напрямик, она отвечала уклончиво. Он тут же стал демонстрировать симптомы жгучей ревности:
Неужели она утратила веру? Говорят, ее видели с Днубиетной. С Днубиетной! Его руки касались ее. Господи, неужели пет спасенья? И теперь мне надо застать их вместе, разыграть древний фарс вызова на поединок, дуэли, смертоубийства… О, как, должно быть, он злорадствует. Все продумано заранее. Наверняка. Наши разговоры о браке. Как-то раз он даже подробно рассказал мне – разумеется, в качестве предположения (еще бы!), – как он собирается подыскать себе юную девственницу и «воспитать» ее в грехе. И он говорил об этом, прекрасно зная, что ею может стать Елена Шемши. А ведь он мой друг. Товарищ по оружию. Треть нашего поколения. Я никогда не приму ее обратно. Достаточно одного прикосновения его рук – и нет восемнадцати лет чистоты!
И так далее, и тому подобное. Разумеется, Днубиетна не имел никакого отношения к ее уклончивости, о чем Фаусто, конечно же, догадывался, несмотря на всю свою подозрительность. И потому подозрительность сменяется ностальгическим воспоминанием:
В воскресенье шеи дождь, навевая воспоминания. Похоже, от дождя они, как цветы, начинают источать докучливый горьковато-сладкий аромат. Помню одну ночь: мы, совсем еще дети, целуемся в саду над Гаванью. Шелестят листья азалий, благоухают апельсины, ее черное платье поглощает свет луны и звезд, не отражая ничего. Вот так же и она сама отняла у меня весь свет моей души. Впитала цератониевую нежность моего сердца.
В конечном счете в их спор вмешалась третья сторона. Посредником в этом споре, как это принято на Мальте, стал священник, некто отец Аваланш. Он не гак уж часто упоминается в этих дневниках, а если и упоминается, то предстает лишь как безликая противоположность Дурному Священнику. Однако именно отец Аваланш убедил Елену вернуться к Фаусто.
Она пришла ко мне сегодня, возникнув из дыма, дождя и тишины. Вся в черном, почти невидимая. Довольно убедительно рыдала в моих чрезмерно распростертых объятиях.
У нее будет ребенок. От Днубиетны, сразу же подумал я (да и как было не подумать – хотя бы на полсекунды – идиот). Отец А. уверяет, что ребенок от меня. Она ходила к нему исповедоваться. Одному Богу известно, о чем они говорили. Этот славный священник не имеет права открыть тайну исповеди. Может лишь намекнуть о том, что нам троим известно, – что это мой ребенок, и тогда соединить наши души пред Богом.
Но довольно о нашем плане. Маратт и Днубиетна будут разочарованы.
Довольно об этом плане. Вернемся к вопросу о призвании Фаусто.
От до смерти испуганной Елены он узнал о «сопернике» отца Аваланша – Дурном Священнике.
Никто не знает, как его зовут и кому он проповедует. Ходят лишь суеверные слухи, будто он отлучен от Церкви и водит шашни с Князем Тьмы. Живет он в старой вилле на берегу моря за Слиемой. Он заговорил с Е., однажды вечером увидев ее одну на улице. Вероятно, рыская в поисках заблудших душ. По ее словам, вид у него зловещий, но говорит он, как Христос. Его глаза были скрыты в тени широкополой шляпы, и она разглядела только пухлые щеки, ровные зубы.