Вацетис - Главком Республики
Шрифт:
Вставали по барабану в 6 часов утра, спать ложились в 10 часов вечера. Эти шестнадцать часов я был занят настолько, что у меня не оставалось ни минуты свободного времени. Свободное время считалось только от 5 до 6 часов вечера, я обыкновенно проводил его за чтением в библиотеке. При училище была отличная библиотека. Я принялся за чтение русских классиков.
В тон учителям я попасть не мог: там, где требовалось простое усвоение знаний, я выступал с неуместным анализом, делая это большей частью интуитивным путем. Мой ум работал, что называется, на всех парах. Курс был слишком обширен, чтобы пройти его основательно за восемь месяцев.
По вечерам — от 8 до 8 часов 20 минут — в столовой учился танцевать.
…На рождество я поехал в отпуск. Более четырех лет не видел родных. Был сильный мороз, когда я на ст. Ауце вышел из поезда. Я же одет совсем не по сезону: юнкерская шинель, легкие сапоги, барашковая шапка, даже без теплого белья. Взял извозчика. Отъехали верст десять. Мороз стал пронизывать страшно. Версты три прошел пешком, опять поехал, опять пешком. А ехать надо было 35 верст до Фрауенбурга.
Во Фрауенбурге меня встретил старший брат. Сейчас же дали несколько стаканов горячего чаю с ромом, оттерли уши, сняли сапоги и оттерли ноги. Часа два-три я проспал и… встал как ни в чем не бывало. Потом поехали дальше в Нейгоф.
Мой отец был по-прежнему батраком, жил в той же комнате. После этого отпуска для меня стало вопросом будущего создать безбедную и уютную жизнь моим старикам»{12}.
Представляют интерес и зарисовки, сделанные И.И. Вацетисом относительно порядков, традиций училища, межличностных отношений между юнкерами. «Вечерняя поверка юнкеров происходила в длинном коридоре, где вся рота строилась развернутым фронтом в две шеренги. Впереди строя стояли взводные портупей-юнкеры и фельдфебель (из юнкеров). На вечернюю поверку ежедневно являлся сам ротный командир и обходил роту по фронту, осматривая каждого юнкера. Даже после поверки юнкер не мог сказать, что его сегодня ни за что не взгреют. Нет! Наказание могло последовать и во время сна, если окажется, что вещи сложены не согласно инструкции.
Мы старались всевозможнейшими способами поддержать друг друга, не выдавать товарища. Юнкерам строго запрещалось курить в спальне. За такую провинность сажали в карцер на пять суток на хлеб и воду И вот в нашей спальне, в которой я был за старшего, смотрю, юнкер 3-ко, нагнувшись к печке, курит и дым пускает в печку.
Я подошел и говорю юнкеру 3-ко, чтобы бросил курить, а он продолжал затягиваться. Вдруг раздается «Смирно!». 3-ко ошалел и, бросив дымящийся окурок на пол, ретировался. Подошел ротный командир и, увидев окурок у моих ног, крикнул мне:
— Почему вы здесь курите? Я ответил, что некурящий. А кто же курил? Отвечаю:
— Я не заметил.
— То есть как это вы не заметили? — кричит ротный и с удивлением смотрит на меня. — Вы не заметили? Так знайте, юнкер Вацетис, что за такую службу я вас вышвырну за борт-с. Вы-с не заметили-с? Четыре дневальства вне очереди. А в следующий раз я вас за борт-с!
Это называлось по-юнкерски выручать товарища.
Весной переходной экзамен. В нашем отделении было всего 34 юнкера. Из них перешли на старший курс 18 человек, остальные частично были исключены, частично остались на второй курс в младшем классе. На экзамене резали беспощадно. Для подготовки к экзамену давалось всего два дня. За такой короткий срок повторить весь курс немыслимо.
Самые свирепые экзамены были по математике, физике и географии. Все три названных экзамена действовали на юнкеров как сильные потогонные средства.
После экзаменов был устроен шикарный бал. Лето провели в лагерях, тут же в училище. Осенью я был переведен на старший курс и как один из лучших назначен взводным командиром (портупей-юнкером). Этому я мало обрадовался, так как взводным командиром быть в училище крайне тяжело.
Осталось до выпуска две недели. Настроение в старших классах приподнятое, нервное. В глубокой тайне конференция заседает уже два дня, решает судьбу каждого юнкера старшего курса. От результатов решения конференции зависит дальнейшая судьба. Выпускают из училища по первому, второму и третьему разрядам. Быть выпущенным из училища по первому разряду означает, что через два месяца будешь офицером. Выпущенные по второму разряду служат подпрапорщиками по два-три года. По 3-му разряду выпускались в том состоянии, какими были при поступлении в училище, они могли быть представлены в офицеры по особому экзамену, но не ранее года.
Призы по стрельбе были уже разыграны: мне присуждены серебряные часы. Разыгрывались также призы по гимнастике, по фехтованию на ружьях, эспадронах и на рапирах.
Состязания на призы происходили публично. Присутствовало много дам. Победителю устраивалась овация. Я получил два училищных приза. Первый — по гимнастике на турнике, на трапеции и на кольцах — часы. Второй приз — за бой на ружьях — револьвер. В обоих случаях я победил своих противников как из нашей, так и из второй роты.
В день выпуска все училище построено. Ждут командующего войсками округа. Командующий войсками поздравил нас с производством в подпрапорщики (только двое выпущены рядовыми по 3-му разряду) и роздал призы. Церемониальный марш. В тот же день получили бумаги на отправление в полк.
Я выбрал 2-й Ковенский крепостной пехотный полк, куда на другой день отправился.
Из училища нас выпустили подпрапорщиками. В служебной иерархии подпрапорщик занимал среднее положение между офицером и нижним чином. Но на практике на офицерство подпрапорщик смотрел восхищенными глазами, а от массы нижних чинов держался изолированно! Положение подпрапорщика вообще было трагикомичным. В офицерское собрание он имел право прийти только пообедать и поужинать. На танцевальный вечер вход ему был закрыт. В поезде подпрапорщик должен был ехать в третьем классе, из второго класса его мог вышибить первый попавшийся офицер»{13}.
Прощаясь с училищем и своим юнкерским прошлым, И.И. Вацетис подвел итоги пройденного пути: «Результатами своих училищных трудов я был доволен: кончил по первому разряду с тремя призами, через три месяца мог стать офицером. Я шел верным путем к намеченной цели. В кармане около 7 рублей. В полку до производства в офицеры буду получать 20 рублей в месяц. Конечно, этого мало для существования. Я решил в случае надобности перейти на солдатскую кухню. Иначе на 20 рублей жить нельзя. Если бы не эта вечная забота о том, как свести концы с концами, то мог бы считать себя одним из счастливейших людей в мире. Правда, я был один, вернее одинок, как улитка.
Мне совершенно не жалко было расстаться с училищем, которое не было для нас, юнкеров, «Альма матер». Училище мне рисовалось вроде мастерской с пороховым двигателем, где нас обрабатывали, а потом, когда пришло время, раскидывали по всей матушке России. Четыре года назад мне было очень трудно расстаться с учебным батальоном. Я с большим удовольствием вернулся бы туда. Но вторично попасть в училище? Нет!
18 ноября 1897 г. я был произведен в офицеры и переведен в 3-й Ковенский крепостной пехотный полк на должность младшего офицера. Перевод в этот полк мне не очень был по сердцу, так как у нас имелись сведения о внутренней жизни этого полка не особенно приятные. В течение последних лет там происходили многочисленные скандалы, на почве коих из полка было уволено более двадцати офицеров»{14}.