Ваенга эир
Шрифт:
– Вот они - правильно учатся, - заключил Сафонов, но Алексею бросилось в глаза совсем другое - за переводческими экзерсисами Смит как бы невзначай взял Миру под локоть.
– Эй, чо он руки распускает? Да я ему без всякого английского растолкую.
Сафонов тоже взял его под локоть, но не как британец, а сильно - не дёрнешься.
– Я тебе быстро толковалку обломаю.
Кухаренко подёргался и притих.
– Ну... Я вежливо.
– По-английски? Скажешь "хуиз он дьюты" и врежешь по рогам? Отставить! Кру-угом! Шагом марш в люльку,
Но конфликт назревал.
На следующий день по первому снегу англичане играли в футбол сквадрон на сквадрон. Так, на манер кавалерийского эскадрона, в Королевских ВВС именовались половинки авиационного крыла. Их командир, улыбчивый винд-коммандер Рамсботтом-Ишервуд, снисходительно посматривал на подопечных. Мира объяснила Сафонову, что с такой фамилией, означающей "баранью задницу и какое-то дерево", без юмора прожить невозможно.
Импровизированное футбольное поле окружила редкая цепь солдатиков в потёртых шинелях с винтовками и примкнутыми штыками. Наверно, они должны были защищать драгоценных союзников от внешних напастей, но футбол оказался интереснее службы, и парни с винтовками смотрели внутрь охраняемой зоны, отчего спортивное действо напоминало тюремные состязания в кругу стражников.
Британцы предлагали сыграть с ними, потом звали советских в состав своих команд. Очень удивлялись - никто не откликнулся, включая двух строгих офицеров, что сопровождали Кузнецова и Миру в её первом визите на аэродром.
Не играл и Кухаренко, хмуро поглядывая на поле. Два лётчика-коротышки носились как заведённые, они давали основной результат команде. Мира с детской непосредственностью хлопала в ладоши.
Вечером были танцы. Патефон играл что-то английское из привезённых гостями пластинок. Кружились пары - весьма немногочисленные из-за малого количества женщин, переводчиц, врачей и нескольких офицерских жён. Мужчины преобладали. Только британцев набралось две дюжины, половина их лётного состава.
Монморанси тихо сидел в углу. Ему тоже не досталось подружки.
Мира надела длинное зелёное платье, настоящее вечернее, на зависть местным модницам. Её круглое чуть смуглое лицо порозовело от танца и, наверно, от постоянного пребывания на свежем северном воздухе - в Москве такого не найти.
А ещё она второй танец подряд кружилась со Смитом.
– Вот тебе и ЦК комсомола. А нас дрючили - не допустить морального разложения, - проворчал Кухаренко.
– Уймись!
– осадил друга Сафонов.
– В первый же день сказал - отвянь. Не про тебя баба.
Флай-саджент Хоу вслушивался, не в силах понять ни слова. Он чувствовал - приближается неприятность, но не мог знать, откуда дует ветер. Русские в большинстве своём были или доброжелательны, или сдержаны, и только один офицер, товарищ Сафонова, постоянно выказывал неприязнь.
– Через пару танцев он её утянет к себе в кокпит. Да сделай что-нибудь, капитан!
– взмолился Алексей.
Сафонову это надоело, и, к неудовольствию собравшихся, он приказал:
– Мира! Скажи
Толпа повалила к выходу. И надо же было такому случиться, что открыли только одну створку двери, отчего Смит оказался слишком близко к Мире, положив руку ей на спину...
Сафонов едва успел крикнуть:
– Алексей, стой! Не дури!
– Сор-р-ри, сэ-рр!
– провозгласил тот с ужасным произношением и ударом кулака снёс Смита с ног.
Сафонов набросился сзади, предплечьем сдавил шею драчуна, оттаскивая от англичанина. На помощь кинулся Хоу и тоже чуть не заработал на орехи: Кухаренко размахивал руками, будто изображал ветряную мельницу.
В драку бросился Монморанси, оправдывая одинаковую кличку с предприимчивым тёзкой из "Трое в лодке". Спаниель пытался куснуть Кухаренко за штанину, но его героизм пресекла Мира - схватила за ошейник и утащила от греха подальше.
Не в силах освободиться из железной хватки капитана, неудачливый поклонник сдавленно промычал поднимающемуся сопернику:
– Вали в свой Лондон и там за баб хватайся! Миру не трогай!
– Отстань от нас!
– она гордо прошествовала мимо с собакой на поводке.
Гнев красного сокола переключился на другую цель.
– Отстань, да? С империалистом нежишься? Знаю я вас таких, нежных. Англичане навезли вам помады, духов, жратвы, вы и рады... Вы и готовы...
– Дурак! Ничего ты не понимаешь!
Наконец, крики, ругань и собачий лай стихли. Кухаренко с Сафоновым закурили на крыльце клуба.
– Ты хоть понимаешь, что натворил?
– Начистил рыло засранцу... Но Мира-то хороша! Наша, а на него польстилась.
– Оставь, найдёшь другую, а не эту столичную.
Но Алексея было не сбить с взятого курса. Виденное он воспринимал исключительно в чёрном цвете.
– И самолёты у них - дерьмо. Пушек нет. Одни пулемётики типа нашего ШКАСа. Немца разве что поцарапают. Увидишь - как начнутся вылеты, фрицы этих лощёных "джентльменов" как воробьёв из рогатки...
– Не загадывай заранее. Завтра посмотрим.
Глава четвёртая. Сквадроны над Арктикой
Разумеется, слух о скандале в клубе докатился до генерала. Утром он примчался в Ваенгу и на аэродроме первым делом задал вопрос:
– Капитан, почему у одного из английских лётчиков разбито лицо?
Сафонов мялся. Ни один из заготовленных вариантов ответа не казался ему подходящим. Пока он тянул непозволительно долгую паузу, Мира перевела вопрос на английский.
Из группы британцев вперёд шагнул Смит. От лилового кровоподтёка на скуле его лицо с мелкими чертами казалось детским и вызывающим жалость. Он отчеканил:
– Имею претензию к наземным службам. Плохо лёд чистят. Я поскользнулся.
Два слова - pretension и ice - Кузнецов разобрал до перевода. Он потёр краснеющий от утреннего холода курносый нос, этот жест не скрыл от Сафонова облегчение командующего. Значит, последствий мордобоя не ожидается.