Вакансия для слепого чтеца
Шрифт:
— Ой, прости, Кит.
Кит откашлялся.
— Я был лишь ребенком. Я уже совсем не помню его. Он споткнулся обо что-то в сарае и сильно ударился головой об угол старого плуга. И все...
Я кивнула.
— Я знаю, что мое решение кажется тебе нелогичным, но боль тоже не логична. Мое решение не логично, но чувства моего сердца единственное, что поддается логике.
Мы долго молчали.
— Ты должен меня понять. Ты потерял друга женщину, которая произвела на тебя впечатление.
— Да, я понимаю. Иногда происходят вещи, которые не имеют никакого смысла. — Его голос стал
— Как ее звали? — спросила я.
23.
Лара
— Валери. Валери Перлман.
— Расскажи мне о ней, — тихо попросила я.
— Многие парни утверждают, что они круче, чем женщины военные, но когда дело доходит до сути, они даже в подметки не годятся таким женщинам. Многие не могут избавиться от ощущения, что им придется каким-то образом прикрывать или компенсировать их физическую силу. Ведь невозможно избавиться от факта, что женщины физически слабее мужчин.
Кит фыркнул.
— Эти парни просто никогда не встречались с Валери Перлман. Черт, эта женщина давала фору всем нам, парням. Она была намного жестче, намного круче. Короче она чуть ли не уделала нас всех! Независимо от пристрастий я бы исчез после моего первого похода вместе с ней. Она была, черт, она была что-то с чем-то. Нет слов, она была самым храбрым человеком, которого я когда-либо встречал, либо самым глупым, и к концу похода она стала для меня сильнейшим союзником.
— Что с ней случилось?
— Валери была убита боевиками в ходе операции в Мосуле, — тихо ответил он.
Я втянула носом воздух. Вот еще одна жизнь, которую так рано отняли.
— В тот день было убито еще трое моих приятелей, но Лера... она была единственная, кто сам выбрал смерть.
Я услышала его тяжелый вздох.
— Мы не должны были туда идти. Но нас отправили именно туда из-за неверной информации. В здании никого не было. Я понял, что это ловушка прежде, чем мы вышли из него, но другого пути вернуться назад не было. Мы уже были на половине дороги, когда прямо в центр нашей группы приземлилась бл*дь граната. Мы разбежались, но мой ботинок зацепился за что-то в земле. Я стал падать. Валери повернулась, посмотрела на меня и... — Кит глубоко вздохнул. — Бросилась на гранату.
— О, Боже! — прошептала я.
— Господи, Лара. Я всего лишь споткнулся. Обо что-то на дороге, может о корень дерева и упал. А Валери умерла. — Он испустил горький смех. — Кто-то однажды сказал, что жизнь — это череда несчастных случаев, приводящих к смерти.
— О, Кит, я так сожалею, — спокойно произнесла я.
В комнате повисли его прошлые воспоминания. Я чувствовала, что он с трудом сдерживается. И я ничего не могла поделать, поскольку слезы струились у меня по щекам.
Кит встал и прошелся по комнате раз, другой.
— Вау, мы бултыхнулись здесь
Я не знала, как реагировать, поэтому сказала первое, что пришло на ум:
— Я могу тебе увидеть?
Кит тут же остановился.
Я протянула руки.
— Могу я... могу я дотронуться до твоего лица? Я все время интересно, как ты выглядишь.
— Почему сейчас?
— Я бы хотела увидеть лицо человека, в доме которого проведу ночь.
Он, словно замороженный, стоял посредине комнаты, а потом сказал:
— Валери спасла мне жизнь, приняв на себя основной удар взрыва, но не весь. У меня остались ужасные шрамы, Лара. — Он казался настороженным и отстраненным, словно ожидая, что я откажусь дотрагиваться до него.
— А разве не у всех так? Твои просто более заметны, чем у большинства людей, — тихо ответила я.
— Ты прямо как психолог.
Я молча опустила голову, смутившись, что попросила его о столь личном. Я никогда раньше не совершала ничего такого, настолько смелого.
Потом я услышала, как он подошел ко мне. Шаги были тихими, но решительными. Он опустился на колени перед диваном.
— Я позволю тебе увидеть мои шрамы, если ты позволишь мне увидеть твои глаза.
Я сняла очки и положила их на колени.
— У тебя совершенно нормальные глаза. Почему ты их прячешь? — в его голосе слышалась теплота, его голос стал каким-то глубоким.
— Отец купил их мне. Думаю, он боялся, что кто-нибудь скажет что-то оскорбительное о моих глазах.
— Оскорбительное? — удивился он. — Они такие, — он помолчал, — привлекательные. Они такие прекрасные, как молочно-голубой мрамор. Когда ты приходишь ко мне, мне бы хотелось, чтобы ты не надевала очки.
Я молча кивнула. Никто никогда не говорил мне, что мои глаза красивые. Даже мама, а я знаю, никто не любил меня больше, чем она.
Он взял мои руки в свои, его руки были теплыми. Медленно он поднял наши руки к своему лицу, ко лбу. Кожа у него на лице была еще горячее, чем его руки, как будто он покраснел.
Осторожно, я пробежала кончиками пальцев по его горячей коже. У него был широкий лоб, гладкий. Прямые, шелковистые волосы падали на него. Брови были густыми, нос большой с горбинкой. Возможно, был когда-то сломан. Его ресницы были удивительно короткими и острыми. На щеках была вечерняя щетина. А его губы были потрясающе мягкими и полными, особенно нижняя губа, и шрамы — я обнаружила их на левой стороне лица. От внешнего угла глаза тянулись вниз к подбородку. Они были гладкими и выпирающими, как бы выгравированные болью и страданием. Я была очарована ими, слегка их очерчивая одним пальцем.
Сначала Кит вздрогнул, как только я коснулась их, но я обхватила его лицо своими руками.
— Тебе идут шрамы. Человек, живущий сам по себе, на краю горы, должен иметь такое лицо, — сказала я. — Они похожи на историю твоей жизни, написанную у тебя на лице, на языке, который только ты можешь понять.
Наступила долгая минута молчания, потом он произнес:
— Ты так говоришь, словно они прекрасны.
— Они не прекрасны. Ты прекрасен.
Я почувствовала, как под моими руками у него напряглась челюсть. Потом он положил свои руки на мои.