Вакуумные цветы
Шрифт:
— Я боюсь, — призналась Ребел.
— Я тоже, — ухмыльнулся Уайет.
Чем ближе Ребел подплывала к резервуару, тем меньше понимала, зачем ей это понадобилось. Ей хотелось помочь вызволить Чарли, но сейчас в решительную минуту это желание показалось ей глупым донкихотством. Она не испытывала к этому ребенку особой любви. Да и он к ней, пожалуй, тоже. Почему же она это делает?
Может, потому что этого не сделала бы Эвкрейша?
Они спустились на четырнадцатый резервуар. Внешние двери шлюза были сорваны во время какой-то недавней стычки, ржавчина сохранила следы, оставшиеся после взрыва. Но судя по тому, как лениво и беззаботно плавали внутри смутно различимые фигуры часовых, война между бандами закончилась.
Когда Ребел и Уайет влетели в шлюз, из тени вынырнули две шустрые бабы, приняли у них метлы и обыскали на предмет оружия. Не только лица, но и тела женщин были покрыты тигровыми полосами светящейся краски. Плавали они абсолютно голыми.
— Мы пришли к Уизмону, — сказал Уайет, когда одна из женщин взялась за программер. — Скажите ему, что с ним хочет поговорить его наставник.
Женщины быстро переглянулись, будто не понимая, что им говорят. Одна улыбнулась и облизнула губы. Потом снова потянулась к нему с программером, и Уайет нетерпеливо оттолкнул прибор:
— Послушайте, ваш хозяин не станет… Зарычав, женщина схватила голову Уайета обеими руками и оттянула ее назад. Он застонал от боли и стал вырываться. Женщина кошачьим движением обвила ноги вокруг бедер Уайета, а руками подперла ему подбородок. Она так налегла на Уайета, что тот бессильно повис в воздухе. Все это случилось в одно мгновение.
— Эй! — крикнула Ребел и через секунду тоже повисла в воздухе, зажатая, будто в тисках, так, что едва была способна дышать (говорить она не могла, это точно).
Ребел попыталась ударить женщину по спине, но не смогла дотянуться, и вместо сильных ударов получалось легонькое похлопывание.
Ребел в ужасе увидела, как первая «дикая кошка» приладила ко лбу Уайета программер и включила его. Уайет замер. Прибор тихо загудел. «Я не позволю сделать это со мной, — поклялась про себя Ребел. — Лучше умру!» И вновь попыталась вырваться из железных объятий.
Часовые, не принимавшие участия в схватке, с интересом наблюдали за происходящим. При этом они продолжали рыскать по шлюзу и ни разу не проронили ни слова. Это было молчание нелюдей. Двое из часовых чуть не столкнулись, но, даже не взглянув друг на друга, беспечно хлопнули в ладоши и разъехались в разные стороны. Наконец в программере зажегся красный сигнал, и Уайета отпустили. Теперь он плавал совершенно безучастный, с пустым взглядом.
Женщины повернулись к Ребел.
— Выше нос, солнышко!
Внезапным ударом ноги Уайет выбил из рук женщины маленький, дешевый программер, и он отлетел в лицо той, что держала Ребел. На миг Ребел освободилась. Она развернулась и что есть силы залепила своей обидчице в нос. Из-под кулака брызнула кровь. К этому времени на Ребел и Уайета бросилось сразу с десяток часовых, и их снова схватили.
Одна из «диких кошек» подобрала программер, открыла его и что-то поменяла внутри. Потом пробежала пальцем по лбу Уайета, лицом прикоснулась к его лицу и понюхала его губы. Вид у нее стал озадаченный. Между тем остальные связали Уайета и Ребел по рукам и ногам.
— Уайет! С тобой все в порядке? — спросила Ребел.
— Ага, — сказал Уайет.
Двое часовых зацепили руки пленных веревкой и двинулись вперед. Другие подталкивали Ребел и Уайета сзади.
— Это мой коронный номер. При разработке тетрона мы заложили возможность доступа к метапрограммированию. Все время, пока они программировали одну личность, другая возвращала ее к исходному состоянию.
— А-а…
Их тащили по безлюдным коридорам резервуарного поселка. Из-за отсутствия движения, естественным образом очищавшего коридоры, все они заросли грязью. Свет от цветов едва пробивался сквозь мглу, и тишину пронизывал странный гул, словно издалека доносились отголоски какого-то грохота. В воздухе пахло гнилью и разложением.
Пленников привели к Уизмону.
— А, наставник! Ты явился, как всегда, неожиданно. Какая радость! — Толстяка прикрывала цепочка охранников — крутых парней весьма угрюмого вида. Безумные глаза Уизмона потемнели от скрытой ярости. В углу рта показалась тонкая струйка слюны, она медленно стекала все время, пока толстяк говорил:
— Как тебе нравятся мои ангелицы? Прелесть, а?
— Да, девочки у тебя будь здоров, — ответил Уайет. — Что ты с ними сделал?
«Девочки будь здоров» развязали сначала его, затем Ребел. На лодыжках Уизмона блестело две пары колец. Женщины опустились перед ним на колени и припали к его ногам. Толстяк неуклюже протянул руку и погладил одну из них по голове: она выгнула спину от удовольствия.
— Я повысил их интеллект! Теперь они такие же умные, как я. Да не бледней ты так, ничего страшного. Заодно я лишил их языка. И вообще всех символических структур. Они не могут намечать планы, строить сложные логические рассуждения, не могут лгать. Они лишь подчиняются указаниям, которые я заложил в их программу. Правда, замечательно? Девицы совершенно невинны. Повинуются только инстинкту.
— Они чудовищны, — сказала Ребел.
— Это прекрасные животные, — укоризненно возразил Уизмон. — В них заложен инстинкт приносить мне все необычное. Все, что заслуживает внимания. Ты еще заслуживаешь внимания, наставник?
— Мне всегда было интересно, какое общество ты создашь, — сказал Уайет.
— О, это ерунда. Я просто развлекаюсь. У меня осталось три дня до того, как мы прибудем на Марс, так? А потом придется убрать игрушки обратно в ящик и вернуться к праведной жизни, полной спокойного созерцания. Досадно, что столько времени ушло на борьбу с мелкими уголовниками, я бы с большей пользой потратил его на изыскания.
— Ты собираешься освободить всех этих людей от принудительных программ? — В голосе Уайета слышалось сомнение.
— О да. Всех, кроме моих крутых мальчиков. Они у меня с самого начала. А еще, пожалуй, оставлю у себя этих чудесных девочек. Как я могу их бросить? И еще несколько особей, которые могут пригодиться в будущем, но хватит об этом! Я говорил о своих исследованиях? Смею думать, что здесь мне удалось добиться некоторых успехов. Я создал сад, нет, зверинец новых умов. Может, желаешь осмотреть наиболее любопытные экземпляры?
— Нет.
— Жаль. Я помню время, когда ты не брезговал научными поисками.