Вакуумные цветы
Шрифт:
— Я был молод.
— Подождите, — вмешалась неожиданно для себя самой Ребел. — Я хочу посмотреть, что вы сделали.
Уайет в изумлении повернулся к ней:
— Так! Оригинальная мысль, вы неотразимы, мисс Мадларк! Не смею вам отказать.
Уизмон вытянул вперед руки. «Дикие кошки» присели, так что толстяк опирался теперь на их головы, и стали поддерживать его спину.
— Где смотритель зоопарка? Позовите его.
Угрюмый юнец нырнул в арку. Через минуту он вернулся, за ним следовал молодой человек в раскраске исследователя психосхем.
— Максвелл! — воскликнула Ребел.
— Я знал, что среди моих подчиненных есть шпион, — с оттенком грусти проговорил Уайет. — Ты подкупил его или перепрограммировал?
— О, уверяю тебя, он действовал не по причине каких-то низменных побуждений, а из чистой любви. Ты ведь любишь меня, Макси?
Максвелл энергично кивнул и посмотрел на Уизмона с обожанием. Глаза его пылали. Это выражение показалось Ребел таким знакомым, что она отвела взгляд.
— Отведи нас к своим подопечным, — сказал Уизмон. — А то что-то скучно.
Вся компания выплыла из двора. Впереди Максвелл, за ним Уизмон со своими кисами. Женщины помогали Уизмону двигаться, слегка подталкивая его и хватаясь за стены и тросы. Ребел и Уайет в сопровождении крутых ребят составляли арьергард. Процессия добралась до перекрестка и остановилась.
— Что бы вам такое показать? Я разместил свои создания по видам. Хотите спуститься в тоннель Страха? Или пройти по прямой и узкой улице Дисциплины? Или, может, наша влюбленная парочка насладится прогулкой по тропинке Любовников? — Уайет и Ребел не ответили, и Уизмон похлопал пухлой розовой ручкой по стене одного из коридоров. — Итак, мы пройдем дорогой Заблуждений. Там есть экземпляры, которых я просто жажду показать моему дорогому наставнику.
Они отправились вверх по красному тросу до какого-то двора. По приказу Уизмона Максвелл ввел всех внутрь. Здесь царил покой. На пороге одной из хибар, устремив глаза в землю, будто в глубоком раздумье, сидел мужчина. Он был подключен к небольшому автоматическому преобразователю.
— Братец! — крикнул Уизмон. — Сэм Пепис! Мужчина вскочил на ноги и встал в дверях.
— Милорд! — начал он. — Своим посещением Сизинг-Лейн вы оказываете мне честь. — Он взмахнул рукой над воображаемым столом. — Я как раз работал над вашими счетными книгами.
Толстяк обратился к Уайету:
— Сэмюэл Пепис «Сэмюэл Пепис (1633-1703) занимал высокие посты при дворе Карла II. За знаменитый дневник, изобилующий пикантными историями, получил прозвище Князя Сплетников» жил на Земле в семнадцатом веке, чиновник британского Адмиралтейства. Смешной человечек, но не без способностей. Мемуарист. Система автоматического преобразования подпитывает его представления о той эпохе. Связь с реальным миром осуществляется лишь через меня. Он принимает меня за своего родственника, Эдуарда Монтегю, графа Сэндвичского. Правильно я говорю, Сэмюэл?
Человек с важным видом улыбнулся и поклонился, он явно был рад.
— Ваша светлость, чем я заслужил такое почтительное отношение? Вы останетесь к обеду? Мистер Спонг прислал бочонок маринованных устриц. Служанка сейчас принесет их. Джейн! Где эта ленивая баба?
С недовольным выражением лица он посмотрел через плечо, встряхнув идущими от головы проводами.
— Это довольно простой способ создания заблуждений, — сказала Ребел. — Богатые люди платят иногда большие деньги за две недели такого развлечения. Я сама несколько раз устраивала им такие каникулы.
«Это было, когда Эвкрейша проходила практику, — вспомнила Ребел. — Примитивное программирование, скучная работа, но зато прибыльная, потому что полуподпольная».
— Да, но обязательно при полном отсутствии раздражителей, правда? Иначе заблуждение вступает в некоторое противоречие с реальным миром.
Одна из «диких кошек» обследовала двор. Она с любопытством обнюхала промежность Пеписа. Он не обратил на это внимания.
— Как раз в разгаре битвы при Фермопилах контейнерный город заслоняет Солнце. На девственном снегу Арктики сияет потусторонним светом одинокая папайя. Мало-помалу призрачный мир превращается в кошмар, и начинается психоз. Но красота этого способа в его гибкости. Он допускает любое несоответствие. Сэмюэл, на прошлой неделе я заметил на улицах Лондона множество бронтозавров.
Пепис нахмурился:
— Бронтозавры, милорд? Это… Вы имеете в виду больших древних ящериц?
— Да, Сэмюэл, я видел троих в Уайтчепеле и еще двоих около Биржи. Улицы вокруг собора Святого Павла затоптаны ими сплошь. Что ты об этом скажешь, братец?
— Ну, я думаю, зима будет очень холодная, — ответил Пепис. — Когда погода теплая и ясная, эти твари не рискуют выходить в город в таком количестве.
— Не понимаю смысла этого представления, — холодно проговорил Уайет.
— Терпение. Сэмюэл, пошевели, пожалуйста, дрова в камине!
Пепис с готовностью схватил воображаемую кочергу и стал шевелить поленья и золу в несуществующем камине. Пантомима производила такое естественное впечатление, что Ребел словно увидела эту душную маленькую комнату и почувствовала огромную, изматывающую силу тяжести.
Вдруг Уизмон закричал:
— Сэмюэл! Тебе на руку отскочил уголек. Он обжигает кожу!
С криком боли Пепис опрокинулся навзничь и замахал рукой. Медленно вертясь в воздухе, он сунул больное место в рот. Два крутых парня по жесту Уизмона поставили Пеписа на ноги.
— Успокойся, братец. Покажи мне свою руку.
Пепис протянул дрожащую от боли руку, на запястье краснело воспаленное, припухшее пятно. На месте ожога быстро вздувались белые волдыри. Уизмон засмеялся:
— Вера! Только сила веры обожгла эту руку. Задумайтесь над этим. Ведь это великолепно согласуется с древними представлениями о том, что весь наш опыт лишь плод воображения. — Уизмон нежно погладил руку Пеписа, раздавив волдыри. — Но Сэмюэл не воспринимает наши фантазии, он повинуется химерам, заложенным в нем самом. Между ним и реальностью стоит тоненькая плата электронного Лондона. Давайте посмотрим, что будет, если убрать эту последнюю завесу.