Валдайские колокольцы
Шрифт:
Славка грозил ему пальцем:
— Мишка, сиди!
Какое там! Медвежонок снова карабкался, но все безуспешно. Тогда, решив, должно быть, что для достижения цели все средства хороши, он наступил ногой на спящую Машку, желая вскарабкаться на нее и таким образом перемахнуть за борт ящика.
Машка проснулась и взвизгнула. А Мишка — мохнатый буян — недолго думая дал ей затрещину.
Разбойник! Пришлось его вынуть из ящика и устроить отдельно от сестренки, в старой корзине. А чтобы он не вылез, мы покрыли корзину мешком и обвязали вокруг веревкой, как обвязывают банку с вареньем. Воздуха Мишке хватало: корзинка была вся в щелках, а мешковина — в дырках.
Вскоре Мишка перестал буянить и уснул. Но с поразительной точностью он просыпался каждые четыре часа и сразу же принимался отчаянно рычать:
«Ы-р, ыр-р-р…»
По-медвежьи это, должно быть, означало:
«Кушать хочу!»
Просыпалась и Машка. Но, как только поднималась на передние лапки, широко раскрывала свои темно-синие глаза, позевывала и, подкатившись под стенку ящика, начинала тихо урчать:
«Ур-р, ур-р-ры, ур-р…»
Она, не в пример своему братцу, была совсем благовоспитанной медвежонушкой и то, что требовала, выражала вежливой просьбой, вероятно, такими словами на медвежьем языке:
«Я проснулась и, если в доме есть что-нибудь поесть, не откажусь. Покормите меня, пожалуйста».
19
Кормить медвежат было не так просто. Блюдо у них одно, но подавай его точно ко времени и чтоб ни горячо, ни холодно.
Проще сказать, в понедельник, в семь часов утра, когда Яков Павлович ушел на работу, по всему федотовскому дому раздался рев:
«Ыр-р, ыр-р!..»
Мишка проснулся, разбудил меня, Славку и Юру — требовал есть.
Бабушка в это время гремела уже горшками у печи и приговаривала:
— Погоди, непутевый! Сейчас накормлю. Раз-звенелся на весь дом, что твой колоколец!..
Да, они и впрямь были точно валдайские колокольцы: один нас разбудил, другая ему на помощь пришла. И все мы поднялись, чтобы накормить двух маленьких медвежат. Кипяченое молоко разбавили в кастрюле на одну треть холодной кипяченой водой и добавили в ту же кастрюлю четыре куска сахару.
Уже поднялась и Машка. Она урчала в своем ящике, и казалось, что это где-то в небесах летит самолет.
В тот день я подумал, что среди медведей, так же как среди людей, встречаются совсем разные личности. Мишка и Машка были очень похожими внешне, но какими же они были разными по характерам! Особенно это чувствовалось, когда заявлял о себе их желудок. Да, тут у нас было много дел и работы хватало всем. Юрик принес воронку. Славка держал бутылочку, я наливал разведенное остуженное молоко. На горлышко бутылки бабушка надела соску-пустышку.
— Ну, вот и готово! — сказала ока. — Сегодня дело пойдет полегче, чем вчера у вас там, в подсобном хозяйстве. Первым накормим буяна.
Да, Мишка к этому времени совсем расхулиганился. Он так барахтался в своей корзинке, что опрокинул ее, и корзинка эта вздрагивала теперь и ползла по полу, как живая.
Я снял мешковину и взял Мишку на руки, чуть зажав его между колен. Он было утихомирился на мгновение, но стоило только поднести ему бутылку с соской, как медвежонок от нетерпения так замотал головой, что соска стала выскакивать из его рта и молоко брызгало во все стороны.
Только сделав два-три глотка, Мишка успокоился, обхватил передними лапами теплую бутылку, закатил от удовольствия глаза и принялся спокойно сосать.
Пузо его росло на глазах, как надувной шарик.
А Машка тем временем тихо поуркивала, хотя видела, что брат завтракает, и, должно быть, чувствовала аппетит от запаха теплого молока.
Мишка высосал ровно стакан молока, выплюнул соску, прижался мокрой и липкой своей мордашкой к моему рукаву и тут же заснул.
Я отнес его в корзинку и уложил на чистые пеленки, которые за время кормежки бабушка успела сменить.
Теперь надо было кормить Машку. Но в это время кто-то постучал в дверь.
— Кто там? — спросил Юрик.
Молчание.
Мы услышали женский голос:
— Что ж ты молчишь, Галочка? Отвечай.
И снова молчание.
Тогда спросил я:
— Кто стучит?
— Это я, — сказала за дверью девочка, — Я — Галя.
Юрик уже открывал дверь, и мы увидели высокую женщину в белом шерстяном платке и маленькую черноглазую девочку.
— Здравствуйте, — сказала женщина. — Простите, что так рано. Нам Яков Павлович наказал прийти. Увидел меня с Галочкой и сказал: «Идите к нам. Там для Галочки сюрприз есть. Пусть поглядит».
— Ой, медвежонок! — вскрикнула Галочка. — Соску сосет!
Она подошла к ящику, из которого торчали большая Машкина голова и две растопыренные лапы, которые обнимали бутылку. Машка сосала молча, сосредоточенно, как и полагается благовоспитанной молодой медведице. А Галочка присела возле ящика на корточки, обняла себя ладошками за щеки и чуть-чуть покачивала головой.
— Медвежонок! Живой! — шептала она. Потом повернулась к нам и тихо спросила: — Как его зовут?
Она говорила так тихо потому, видимо, что боялась спугнуть малыша, увлеченного завтраком.
— Машкой зовут, — сказал Юрик. — Это не он, а она.
— Медведиха?
Юрик не ответил. А Славка спросил:
— Ты, девочка, никогда не видела зверюшек?
— Видела, — сказала Галочка. — У нас в детдоме ежик был. Только ему нельзя было любовь выразить. Он колючий. А эта мягонькая. Ах ты, миличка!
Машка, видимо, насытилась, перестала глотать молоко, и оно белыми струйками потекло у нее по уголкам рта.