Валентайн
Шрифт:
— Мне уже жутко, друзья мои!
[БУРНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ. СИМОНА АРЛЕТА ПОЯВЛЯЕТСЯ НА СЦЕНЕ]
— Вы посмотрите на нее! Только посмотрите! Какой плащ! Какая прическа! Где вы купили такой плащ, Симона? Наверняка не в «Неймане-Маркусе».
[СМЕХ]
— Наверное, в каком-нибудь специализированном магазине для ведьм. Нет, правда?
[СМЕХ]
— Не надо смеяться, леди и джентльмены. А то Симона Арлета, которая превратила в жабу одну из зрительниц телешоу прямо в прямом эфире...
[УДИВЛЕННЫЕ ВЗДОХИ]
— Послушайте, Дэйв, вовсе незачем перечислять полный список моих достижений.
— Вы сказали «богов», Симона? Вы язычница?
— Просто у меня открытый и восприимчивый ум — очень открытый и восприимчивый.
— Как я понимаю, вы держите связь с потусторонним миром. Ченеллинг и все такое.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы перестали употреблять это слово по отношению к моей работе. Я стала медиумом задолго до того, как Ширли Маклейн занялась популяризацией Нью-Эйджа — в который я, кстати, не верю. Я просто делаю то, что я делаю, вот и все.
— И что вы сделаете сегодня?
— Я собираюсь стать Тимми Валентайном.
— И кто лучше самого Тимми сможет судить конкурс собственных двойников?!
— Очень правильное замечание, Дэйв.
— Сейчас мы уйдем на рекламу, но когда мы вернемся обратно в студию — долгожданный момент. Представление финалистов.
• рекламная пауза •
Когда началась реклама, он вышел из гримерной в сопровождении матери и агента. Только теперь ему удалось как следует рассмотреть остальных финалистов. Вместе с ним их было четверо. Среди них была одна девочка, но держалась она развязно, как мальчишка; и вообще она была очень похожа на мальчика — прямо не отличишь, разве что подождать годик-два, пока у нее не полезут сиськи. Если она победит, подумал Эйнджел, могу поспорить на что угодно, она с готовностью согласится, чтобы ей их отрезали на фиг или что-нибудь вроде того. Ради будущей карьеры — и хрен с ним, с полом, который ей дал Господь. Итак: сам Эйнджел, девочка и двое мальчишек. Один из Нью-Йорка — снобистского вида богатый еврейский мальчик, во всяком случае, он был похож именно на богатого еврейского мальчика. Второй скорее всего из местных; словечко «типа» проскальзывало в его речи чуть ли не через слово. Оба — вылитые Тимми Валентайны. В этом смысле Эйнджелу с ними тягаться не стоит. Но победу будут присуждать не по внешнему виду. Если нужно, эти киношники загримируют тебя под кого угодно.
Они собрались в маленькой комнате, откуда по отдельному коридору можно было пройти прямо на сцену. Резкий свет телепрожекторов, установленных в комнате, буквально слепил глаза; а коридорчик, где освещение было не слишком ярким, казался сумрачным, словно тоннель, что выводит из недр земли к свету солнца. Четверо финалистов не разговаривали друг с другом, а их агенты старались удерживать их подальше друг от друга, как борзых на поводке.
Эйнджел ни на кого не смотрел. Он попытался улыбнуться одному из ребят, мальчику из Нью-Йорка — рассудив, что он будет самым серьезным соперником. Мальчик не улыбнулся в ответ, но посмотрел на него так, словно хотел сказать: «Мы оба плещемся в одной луже, приятель, так что, наверное, лучше всего плыть по течению». Мальчик из Калифорнии и девочка просто смотрели в пол.
Он подумал про ту высокую ля-бемоль и пожалел, что не выбрал песню попроще.
В комнату ворвалась та блондинка с высокой прической и патологически радостным выражением на лице.
— Ладно, ребята! Все готовы к своему звездному часу? Давайте мы все сейчас улыбнемся... широко-широко улыбнемся...
[ВСПЫШКИ ФОТОКАМЕР]
Рекламные снимки.
Фотографы удалились, а блондинка радостно объявила:
— А теперь — жребий. — Жребий по давней традиции вытягивали из шляпы. Четыре бумажки с номерами от одного до четырех. Порядок выступления. — Только вы не толпитесь всем скопом. А ты не подглядывай, Мари, — сказала она девочке, которая смущенно потупилась и отступила. Очевидно, ей было неловко, что ее разоблачили как девчонку перед другими участниками. Должно быть, рыбак рыбака видит издалека. Потому что сам Эйнджел в жизни бы не догадался, что среди них есть девчонка, — если бы ему не сказали.
Эйнджелу повезло: он тянул жребий первым и вытянул четверку. То есть ему выступать последним. Самая лучшая из позиций. Теперь главное — не сорвать ту высокую ноту...
— Моему сыну досталось последнее место! — воскликнула мать, хотя ее никто не просил орать. — Это нормально, милый?
— Конечно!
Ну почему она никак не оставит его в покое?!
Габриэла приложила палец к губам, и мать смутилась, как девочка-школьница, получившая нагоняй от учителя.
Первого финалиста уже пригласили на сцену. Это был Ирвин Бернштейн из Нью-Йорка. Ирвин вздохнул:
— Надо мне изменить фамилию. В первую очередь. Ненавижу свою фамилию, говно на лопате. Вот у тебя классное имя: Эйнджел Тодд. Вот бы меня так звали.
— Удачи, — сказал ему Эйнджел. Его мать и мать Ирвина обменялись колючими взглядами.
Женщина-гример быстро напудрила ему лицо, и его чуть ли не за руку потащили навстречу слепящему свету на том конце коридора.
• ищущие видений •
Она закрыла глаза и увидела, как мальчик сходит с дерева.
Было холодно, и ее бил озноб, и она вцепилась в руку мужчины, как девочка-подросток, которая смотрит фильм ужасов.
На шее у мальчика багровеет полоска, и кровь сочится из ссохшихся глаз.
• колдунья •
Она стоит перед деревом и освобождает распятого мальчика. Тянет гвозди зубами. Ее чрево пульсирует силой, что истекает из умирающей лягушки.
Каким-то непостижимым образом свет солнца пробился сквозь непроницаемую листву. Она боится его. Он набрал силу. Стал слишком сильным. Как у него получилось? Может, она не одна, кто держит его в своей власти? Может, есть кто-то еще?
— Ты нужен мамочке, — шепчет она.
Она думает про себя: «Ты — бабочка, наколотая на иголку, я воткнула иголку тебе прямо в сердце, и только я смогу ее вынуть...»
Она заворачивает неумершего мальчика в свой черный плащ. Кровь стекает с его ладоней на сухие шуршащие листья. Она прижимает его к себе; теперь они напоминают пиету [46] — нечестивую, непристойную. Наверху шелестят черные листья, ветви тихонько постукивают, как иссохшие кости.
46
Пиета (от итал. pieta — милосердие) — в изобразительном искусстве сцена оплакивания Христа Богоматерью.