Валентина. Мой брат Наполеон
Шрифт:
И он и в самом деле засмеялся, но надо мной, над всеми нами.
— Жозефина будет стоять рядом со мной на коленях в соборе Парижской Богоматери, — заявил Наполеон, — и примет из моих рук корону, которую она вполне заслужила.
— Коронация не будет настоящей, — отважился вставить Жозеф.
— Что вы этим, черт побери, хотите сказать?
— Ваше Величество, — впервые заговорил Луи, увидев, что Жозеф не в состоянии продолжать. — Вы ведете переговоры с римским папой, но он еще не дал своего согласия приехать в Париж.
— Его Святейшество будет в Париже, — ответил спокойно Наполеон, — Даже если мне придется доставить его под конвоем. А теперь оставьте меня в покое, все четверо. Идите и продолжайте тратить деньги. Только на это — Бог свидетель — вы
Доставлять папу Пия VII под конвоем в Париж не понадобилось, да что-либо подобное — я в этом уверена — и не планировалось. Наполеон по-прежнему торговался с ним, то угрожая, то умасливая, да и дядя, кардинал Феш, информировал нас относительно развития событий. Представляя в Риме интересы Наполеона, он писал Жозефу, что ведет очень деликатные и трудные переговоры. Прежде всего ему было необходимо убедить папу в том, что от приезда его во Францию католическая церковь только выигрывает; в то же самое время Наполеону нужно было доказать некатолической части французского населения, которая выступала против такого визита, что посещение папой Франции ни в коей мере не усилит позиции римско-католической церкви в стране. Удерживала же Пия VII главным образом мысль о том, что ему придется благословить и помазать человека, захватившего силой трон, принадлежавший, по мнению других, графу де Провансу, принцу королевского дома, послушному и достойному сыну католической церкви. Но ловкий на язык дядя Феш представил дело так, будто еще не существовало более верного и преданного сына церкви, чем император Наполеон, что касается императрицы Жозефины, то, по словам дяди, это была подлинная аристократка и истинная дочь старого режима!.. Тот факт, что Наполеон является творцом государств, возникших на территории Италии, и достаточно силен, чтобы подчинить себе Ватикан, никогда вслух не упоминался, но римский папа, конечно же, хорошо осознавал его значение. Словом, охотно или против воли, но папа Пий VII согласился прибыть в Париж и позволить Наполеону во время церемонии в соборе Парижской Богоматери самому возложить на себя императорскую корону. Уступчивость папы по коронации нисколько меня не удивила, Его Святейшество мог впоследствии с полным правом заявить, что в действительности он не возлагал корону Франции на голову самозваного императора. В данном случае высокомерие Наполеона сделало его недальновидным.
Коронацию приурочили к празднованию пятой годовщины переворота, в ходе которого Наполеон стал первым консулом. Римский папа согласился и с этим, и вскоре до Парижа дошла весть, что он отправился в свое историческое путешествие. Возбуждение росло, однако у нас, женщин семьи Бонапартов, была причина для огорчения. Сперва Жозеф сообщил ужасную новость мне — новость, которая привела меня в бешенство. Всем императорским принцессам, включая жену Жозефа и дочь Жозефины было приказано во время коронации нести шлейф императрицы. Жозеф тоже кипел от ярости.
— Моя жена — благородная женщина, — жаловался он. — Для нее чересчур оскорбительно нести шлейф Жозефины.
Но что мы могли поделать? Приказ есть приказ; другое дело, если бы мы решили вообще не явиться на церемонию. Хотя это было и мелочно с моей стороны, я все-таки не удержалась и передала слова Жозефа господину Фуше, вновь занявшему пост министра полиции, зная, что он обязательно передаст их Жозефине, с которой, хотя только внешне, находился на дружеской ноге. Та в свою очередь, естественно, донесла их до Наполеона, вероятно сильно преувеличив, и он, вместо того, чтобы просто рассердиться, почувствовал себя глубоко обиженным. В результате его императорское высочество принца Жозефа вызвали в Тюильри и здорово отругали. А мы так ничего и не добились. Наполеон твердо стоял на своем: или императорские принцессы несут шлейф императрицы, или же лишаются своих царственных титулов.
В назначенный день императорский двор собрался в Фонтебло; Наполеону стало известно, что именно в этот день кавалькада папы римского проследует вблизи бывшей загородной резиденции французских королей. Оказавшись перед необходимостью — или обязанностью — организовать Его Святейшеству подобающий прием, Наполеон никак не мог найти удовлетворяющую его процедуру и страшно обрадовался, когда хитрый Фуше предложил «случайную» встречу, которая отвечала бы достоинству, если не римского папы, то императора Франции. Вот потому-то и разыграли в Фонтебло комедию с предполагаемой охотой, хотя никто ни на кого не охотился.
Я хорошо помню лесной пейзаж. Императорская карета остановилась у перекрестка. В ней находились Наполеон, Жозефина, Фуше и Евгений Богарнэ; мужчины в охотничьих костюмах. Следом за ней моя коляска, в ней Элиза, Жозеф и его жена. Замыкала процессию группа придворных на конях, все в охотничьих доспехах. Мы ждали, когда пажеский эскорт появится из-за поворота. И вот к нам подскакал взволнованный курьер, и Наполеон, выйдя из кареты, оседлал белую лошадь. К нему присоединились принц Иоахим Мюрат и маршал Жюно. Все трое галопировали взад и вперед якобы в поисках убежавшего оленя. Через несколько секунд на дороге показалась процессия папы Пия VII. Группа охотников блокировала дорогу — ужасно грязную, поскольку ночью шел проливной дождь, и папская кавалькада остановилась. Элиза, жена Жозефа и я вышли из коляски. Его Святейшество в своей великолепной белой атласной мантии и белых шелковых туфлях ступил прямо в грязь. Наполеон соскочил с коня и подбежал к папе. На какое-то мгновение оба замерли в нерешительности, потом Наполеон шагнул навстречу, и они обнялись.
— Трогательно, чрезвычайно трогательно, — проговорил Фуше, подошедший к нашей группе.
— Но что Его Святейшество подумает об императоре? — причитала Жозефина, выглядывая из окна кареты. — Какой бы он ни был император, ему следовало низко склонить голову или… или пасть к ногам Его Святейшества.
Я не могла удержаться от смеха. Представьте только себе Наполеона, припадающего к чьим-то ногам; он сам был Богом, а папа римский — его наместником. Я ждала, готовая возмутиться, если Наполеону вздумается представить Жозефину Его Святейшеству. Хотя нет, я бы с удовольствием лицезрела Жозефину, стоящей в грязи на коленях. Наполеон, однако, решил этого не делать, и по его сигналу к ним подъехала императорская карета, затмившая своим великолепием все королевские экипажи. Первым взобрался в нее Наполеон — ведь я говорила, что он мнил себя самим Господом Богом, — и сел справа; за ним следовал Пий VII, заняв место слева. Он выглядел совершенно невозмутимым и, мне кажется, чувствовал себя выше всей этой земной суетности.
— Интересно, как бы повел себя папа, — пробормотал Фуше, обращаясь к Жозефу, — если бы ему сказали, что его привезли во Францию для того, чтобы он помазал императора и императрицу, соединенных только гражданским браком и с точки зрения церкви вообще неженатых?
Фуше говорил тихо, чтобы не услышала Жозефина. После этого он откланялся и удалился, насвистывая «Марсельезу».
— А папе известно, что имела место лишь гражданская церемония? — спросил Жозеф.
— Вероятно.
Элиза сразу же догадалась, о чем я подумала.
— Если ему рассказать, — быстро проговорила она, — то папа откажется совершать обряд коронации.
— Откажется, если будет присутствовать Жозефина, — поправил Жозеф.
— Совершенно верно! — сказала я. — Нам в руки попало весьма действенное оружие. Постараюсь добиться аудиенции у Его Святейшества уже сегодня вечером.
Но потом у меня появились сомнения. Едва ли можно требовать от папы римского хранить тайну. Следовательно, Наполеон может узнать, от кого исходит информация, и придет в бешенство. К чему подставлять свою голову?
— Извини, Жозеф, — начала я смиренно. — Кто я такая, чтобы узурпировать твою позицию? И права, и обязанности принадлежат только тебе.
— Когда тебе это выгодно, ты всегда вспоминаешь, что я глава семьи, — пожаловался Жозеф.
— Боишься? — спросила я.
— Предпочитаешь оставить все, как есть? — вмешалась Элиза.
Затем взяла слово Жюли, жена Жозефа:
— Жозеф, это просто твой долг по отношению ко всем нам.
— Да, любимая, — вздохнул он.