Валькирия в черном
Шрифт:
– В городе утверждают, что есть. Ошибаются?
– Откуда вы вообще узнали? Эта история такая давняя. И поймите, мне запрещено… эта история и эта могила…
– Так, значит, могила все же существует?
– Эта история и эта могила всегда были предметом нездорового любопытства в нашем городе, особенно среди молодежи. Я когда еще в школе учился, мы сюда на кладбище тайком… Но это к делу не относится. Не хватало мне еще экскурсий сюда.
– Я не на экскурсию. Это в рамках расследования уголовного дела. Так существует ее могила здесь?
– Это
– Ясно, – сказала Катя, – вот по этой аллее до конца?
– Да.
– Она похоронена на главной аллее?!
– Да тут всего одна аллея. А потом никто вовсе ее не хоронил. Я и фамилию ее пару раз слышал всего. А вот «отравительница детей», это прозвище – да, тут в ходу. Кстати, пойдете туда – обратите внимание… справа, вон там… Это детские могилы 1955 года. Мы за ними тщательно ухаживаем. Дать вам провожатого или сами найдете?
– Я найду, спасибо за помощь.
Катя вежливо поблагодарила директора кладбища, как когда-то завуча пятой школы.
Солнце пробивалось сквозь густую листву кладбищенских деревьев, тень манила прохладой.
В кустах пели птицы. Цветник у кладбищенской конторы благоухал душистым горошком, флоксами и резедой.
Колени Кати подогнулись, когда она увидела, какое количество детских могил 1955 года хранит старое кладбище Электрогорска.
Тринадцать… Она насчитала тринадцать, когда шла вдоль этого скорбного ряда. Как же так, ведь по кинохронике выходило, что погибших только семеро.
Вросшие в землю гранитные плиты, памятники. Одинаковые, наверно, вышли из одной гранильной мастерской. И несмотря на то, что прошло более полувека, рядом никаких захоронений родителей, родственников. Они упокоились на других участках кладбища. Этот скорбный ряд остался неприкосновенным.
Катя читала надписи – имена, фамилии, даты. У семерых дата смерти была одинаковой 2 июля 1955 года. Остальные умерли в августе, в сентябре, в ноябре 1955 года.
За жизнь детей боролись врачи, но яд, проникший в их кровь, все равно убил их. Не сразу, позже.
Катя остановилась у последнего памятника. Ну что же ты? Ты так сюда рвалась. Доставай блокнот, записывай фамилии. Они все были учениками пятой школы города Электрогорска, и возраст у всех один – 14 лет. Вот они все здесь, все ЕЕ жертвы. Школьники, школьницы. Пятая школа, судя по всему, уже перешла в тот год на совместное обучение девочек и мальчиков. И они все поехали в один летний лагерь. И умерли в то лето и в ту осень…
Катя не достала блокнот. Вытерла слезы. Ладно, пусть и через полвека, мы еще со всем этим посчитаемся.
Посчитаемся… Ты слышишь меня, Электрогорск?
Она дошла до самого конца кладбищенской аллеи и не увидела ничего, кроме забора бетонного и кустов бузины. Сначала она подумала, что директор кладбища обманул ее, но затем неприметная тропка, словно нитка от чародейского клубка, метнулась ей прямо в ноги.
Тропка, уводящая направо в эти самые кусты бузины к забору. Катя прошла несколько шагов, отводя в сторону корявые ветки, норовившие вцепиться в волосы, и увидела…
Потом, уже позже, она часто возвращалась в мыслях к этому моменту.
Что же она увидела?
Могилу? Нет, на могилу это не тянуло, пожалуй. Бугор, заросший травой холмик. Ни ограды, ни плиты, ни дощечки с фамилией – ничего.
А в самый центр вкопан, вогнан почерневший, сгнивший от времени кол.
Но имелось и еще кое-что, от чего по спине Кати поползли мурашки.
Верхушку кола, вонзенного в холм… в эту безымянную могилу, венчала полинявшая от времени, от дождей, от вьюг, от бесчисленных лет игрушечная стеклянная «звезда» – из тех, что украшают верхушки новогодних елок.
Кладбище Катя покинула через «хозяйственные» ворота, не через главный вход. До остановки трамвая – ой как неблизко.
Она шагала по обочине шоссе. Внезапно рядом остановился «Форд» с синей полосой и мигалкой, электрогорская ППС.
– Вас подвезти? Добрый день, вы из опергруппы? Мы вас узнали, в прошлый раз видели вас с главковскими, – оба патрульных далеко не юнцы безусые, а здоровые «робята» в бронежилетах. Таким сам черт не брат.
– Куда вас подвезти?
– Ой, спасибо, только я не в отдел, – Катя села в «Форд». – Мне кое-что проверить надо, связанное с одним старым делом.
– Убийствами? – спросили патрульные почти синхронно. – Уже весь город гудит, мол, Пархоменки с Архиповыми счеты сводят за убийство своих мужиков. Вы по этим прошлым убийствам уже работаете, да?
– Мне надо увидеть место, где когда-то находился пионерский лагерь «Звонкие горны».
Патрульный, сидевший за рулем, уже протянувший руку к ключу зажигания, опустил ее. Его напарник обернулся.
– Там ничего нет.
«Они даже не спросили: а зачем вам туда? А что это за место? Что вам в нем?» Катя молчала, ждала, что они все-таки скажут еще.
– Там ничего нет, – повторил патрульный. – Только лес.
– Если можно, отвезите меня туда. Мне нужно увидеть это место. Это далеко отсюда?
– Нет, совсем недалеко. Это был летний лагерь от завода. Моя бабушка в нем девочкой отдыхала.
– Подбросьте меня туда, пожалуйста. Можете даже не ждать, возвращайтесь в город.
– Мы вас там одну не оставим, – сказал патрульный-водитель. – Ладно, скатаем ненадолго, все равно это по маршруту.
– Там ничего нет, – упрямо повторил его напарник. – Лагерь закрыли еще в пятьдесят пятом.