Вальс деревьев и неба
Шрифт:
– К сожалению, я больше не беру учеников. У меня нет на это ни времени, ни желания, ни сил. Ты должна проявить настойчивость. Продолжай снова и снова; пока пальцы не сведет судорогой, ты не станешь хорошим художником, и не важно, что ты терпишь неудачи, начинай заново, и в один прекрасный день это придет. А еще, вылези из своей комнаты! Ступай в сад, на улицу и работай, не заботясь ни о рамке, ни о свете или колорите, и, как я уже тебе говорил, пиши не то, что видишь, а то, что чувствуешь. А если ничего не чувствуешь, то не пиши.
Письмо
«Писсарро хотел уничтожить картину, о которой вы говорите, если только это именно та, о которой шла речь. Благодаря мне он избежал катастрофы. Мне бы никогда не пришло в голову, что Писсарро хотел таким образом расплатиться… теперь я принял твердое, очень твердое решение: я больше ничего не желаю слышать об этих еврейских штучках».
20
Эжен Мурер (1846–1906, Овер-сюр-Уаз) – пекарь, коммерсант, художник-самоучка, коллекционер живописи и меценат.
В эту среду, когда я пришла к ней, Элен не пожелала принять обычную позу. Она держала в руке мой альбом для зарисовок и казалась возбужденной, ее лицо сияло: она должна сообщить мне новость, которая не прозвучит как должно, если она романтически разляжется на софе в гостиной. Мы укрылись в саду, она только сказала: Ты себе не представляешь, как я счастлива – и, несмотря на все мое нетерпение, мне пришлось дожидаться, пока нам принесут чай, чтобы она соизволила выложить, что у нее на уме.
– Я нашла выход, – заявила она, подув на обжигающий чай. – Я прекрасно поняла, что ты не желаешь, чтобы я дала тебе денег на путешествие в Америку. Такая гордость делает тебе честь. Зато ничто не запрещает мне купить твои рисунки, где я изображена. Я расспросила продавца красок в Понтуазе, разумеется, со всеми предосторожностями, потому что у него в витрине выставлены очень красивые рисунки в рамках. Сангина, если она сделана не рукой известного портретиста, а это твой случай, стоит тридцать франков. Итак, я куплю твои рисунки: в этом альбоме их восемнадцать, и еще те, которые ты сделаешь позже. Для меня это станет огромной радостью. И получится, что это не подарок с моей стороны. Что ты об этом думаешь? Разве не отличная идея?
Я онемела, пытаясь представить себе последствия того, что она предлагала. Потом взяла альбом из ее рук и полистала его. Я не считала рисунки. Это было честное предложение, и его преимущество было в том, что оно снимало кучу проблем, связанных с финансированием моего будущего путешествия. В конце концов, почему бы и нет? Она богата, я нет. Для нее это пустячная трата. Сделка, какие заключают художники со своими клиентами. Договоренность, которая устраивает обе стороны. Вот только я не художник, а Элен не обычный коллекционер. Я была в нерешительности, раздираемая противоречивыми чувствами, к решению меня подтолкнула улыбка Элен.
– Нет, Элен, не думаю, что это хорошая мысль.
– Почему?
– Потому что между нами никогда не было речи о деньгах. Ты не моя клиентка. Если тебе нравится рисунок настолько, что ты хочешь его сохранить, я тебе его охотно подарю, но чтобы продать тебе целых восемнадцать – это смешно. Просто скрытая манера подать мне милостыню.
– Как с тобой сложно, Маргарита. Какая тебе разница, если таким образом ты получаешь деньги, необходимые для осуществления твоего замысла?
– Мне не нужна жалость!
– Что ты выдумываешь! Просто я убеждена, что ты талантливая и станешь большим художником, придет день, когда все будут восхищаться твоими картинами и драться, чтобы заполучить их, они будут выставлены в самых крупных музеях, но ты должна целиком посвятить себя искусству, найти учителей, которые помогут тебе двинуться вперед, и, если в нашей стране это неосуществимо, возможно, в Новом Свете судьба будет на твоей стороне. Я хочу быть первой, кто разглядел твой талант, и это я заключаю выгодную сделку.
Элен не только моя лучшая подруга, она еще и единственный человек на земле, который верит в меня и поддерживает в стремлении идти этим путем. Она утверждает, что с возрастом я рано или поздно проявлю себя самым блистательным образом, что мой талант будет наконец-то признан и тогда я смогу вернуться домой и занять то место, которое мне подобает. Ее энтузиазм трогает меня, хотя я не могу сказать, волнует ли меня это искреннее признание или перспектива получить обещанные деньги, которые позволят мне осуществить свою мечту.
– Эти рисунки, если они тебе нравятся, я их тебе дарю. Но я не желаю ничьих милостей!
– Почему? – воскликнула она.
Не успела я ей ответить, как внезапно появился Жорж. Он выглядел взвинченным, волосы в беспорядке и галстук наперекосяк. Бросил свою накидку на плетеный диванчик. Элен предложила ему чаю, но он сухо отказался, тогда она предложила немного мадеры, если он предпочитает более крепкие напитки.
– Ты не могла бы оставить нас вдвоем, – попросил он. – Нам с Маргаритой надо поговорить.
Элен встала все с той же улыбкой, ничуть не обидевшись.
– Понимаю, – промолвила она.
– Останься, прошу тебя, – сказала я. – Элен – моя лучшая подруга, и у меня нет от нее секретов.
Я надеялась этим жестом принести извинения за то, что оттолкнула ее протянутую руку, и, догадываясь о причине взволнованности Жоржа, не хотела оставаться с ним наедине. Присутствие Элен его не особенно смутило. Элен оставила нас, и, пока ее не было, мы хранили молчание. Она вернулась с графином мадеры на серебряном подносе и тремя рюмками, наполнила их и протянула каждому. Жорж осушил свою одним глотком, словно собираясь с духом.