Вальс под дождём
Шрифт:
Трупы складывали за зданием вокзала. Я медленно прошла вдоль длинного ряда людей, которые ещё полчаса назад были живыми. У каждого детского тельца моё сердце тревожно ёкало: не Витька ли? Нет, не он. Снова не он.
Пожилая женщина с растрёпанными седыми волосами едва не насильно усадила меня на скамейку и сунула в руки алюминиевую кружку с водой.
– На, попей, а я пока осмотрю твою ногу. Ты ранена?
Я прихватила зубами край кружки, внезапно поняв, что очень хочу пить.
– Не знаю, наверное, нет.
Холодная вода вернула мне способность разговаривать связно.
Женщина
– Ты хромаешь.
Я отдала ей кружку:
– Да? А я не заметила. Я ищу мальчика, Витьку. Ему шесть лет.
Женщина с натугой выпрямилась:
– Я не видела мальчика среди раненых. Я врач.
– Вера Петровна! – позвали её издалека.
Женщина оглянулась:
– Сейчас иду. Мальчик – твой братишка?
У меня не повернулся язык назвать Витьку посторонним, потому что с той секунды, как я увидела мёртвую Моторину, он стал моим. Я обтёрла об юбку окровавленные ладони и утвердительно кивнула:
– Не братишка, но всё равно теперь он мой.
Вскоре силы оставили меня, заволакивая голову отвратительным красноватым туманом, посреди которого колыхались дома, люди, железнодорожные составы с дымящими паровозами и каурая лошадь, привязанная к телеграфному столбу. Чтобы лучше видеть, я всё время щурилась и тёрла кулаками глаза, но помогало мало, поэтому я постоянно спотыкалась, балансируя на грани обморока. Витька нигде не обнаруживался. Утешало лишь то, что его не было и среди погибших.
Обшарив территорию вокруг вокзала, я двинулась вдоль узкой улочки с деревянными избами в кустах сирени и калины. Время от времени я останавливалась и складывала руки рупором:
– Витя! Витя!
Меня остановили две женщины, которые толкали тележку с какими-то вещами.
– Стой, девушка, ты вся в крови. Небось под взрыв попала? Ты иди вон в тот дом, – одна из женщин показала на избу с красным крестом на крыше, – там у нас фельдшерский пункт. Тебя перевяжут.
Я отвела с лица слипшиеся волосы:
– Мальчика ищу. Витю. Не видели?
Женщины переглянулись:
– Вроде бы какой-то мальчонка сидел в лопухах под мостиком. Я думала, это наш, местный, балует. Но ты поди проверь. Речка у нас вон за тем поворотом. Да не бойся, она высохшая. Там никто не утопнет.
«Речка, не утопнет…» Звон в ушах мешал сосредоточиться, но я смогла вспомнить, что перед взрывом держала в руках ведро. Зачем мне сейчас ведро? Какое оно имеет значение?
– Витя! Витя! – Я совершенно осипла от крика и едва не свалилась в канаву, когда вдруг, откуда-то снизу, раздался жалобный детский голос:
– Мама, я здесь!
Меня бросило в жар.
– Витя, Витенька!
Сжавшись в комочек, маленький, худенький, он поднял на меня заплаканные глаза, и его рот перекосился от плача:
– Уходи, ты не мама! Где моя мама? Мама! Мама!
Я вытаскивала его из канавы, а он отбивался от меня кулаками, кусался и лягался, пока я не ухитрилась схватить его в охапку:
– Витя, мама пока не может прийти за тобой. Мама прислала меня. – Я говорила первое, что приходило в голову, лишь бы хоть ненадолго успокоить его, а потом довести до нашего поезда, чтобы укрыть в спасительных стенах вагона, лечь на пол и заснуть. Сказать по правде, если бы не Витька, то я заснула бы прямо здесь, в канаве, со склизкой бурой грязью под коленками, на которых я стояла. – Витя, пойдём!
На этот раз он не стал вырываться. Я крепко сжала его руку и повела на звуки паровозных гудков к станции.
Казалось, что моя голова только-только коснулась рукава рабочей куртки, а уже надо вставать. Подложенная под голову рука затекла, ноги замёрзли, по полу тянуло сквозняком из двери, которую кто-то подпёр камнем. Закроешь дверь – становится душно от десятков дыханий, а распахнёшь – холодно. Я покосилась на спящего Витьку. Он лежал у меня под боком, притянув колени к подбородку, и время от времени вздрагивал, как испуганный котёнок. Я плотнее запахнула ему полу пальтишка и прислушалась к звукам на улице.
Мы с Витькой притулились на вокзале в уголке крохотного зала ожидания, полностью забитого эвакуированными. Нам повезло, что отыскался такой уголок, точнее, повезло познакомиться со стрелочницей Марусей, которая и пристроила нас в закуток около кассы. Без Маруси мы пропали бы, потому что, когда после взрыва приплелись к своему поезду, оказалось, что запасные пути заняты незнакомым товарным составом, а наш ушёл час назад. У меня уже не было сил рыдать и горевать, и я просто села на песок между вагонами и закрыла голову руками. Что делать дальше, я не представляла. Мы остались в незнакомом месте одни-одинёшеньки. Мало того, я выскочила за супом в лёгкой кофточке, а ведь уже сентябрь и вот-вот похолодает окончательно. Витя тоже одет в короткие брючки-бриджики и байковую рубашку. Помощи ждать было неоткуда, денег нет. Хотя тут я потрогала висящую на шее сумочку – кое-какие деньги у меня всё же остались. И документы! Спасибо маме, что строго-настрого наказала ни под каким предлогом не расставаться с документами. У Витьки, само собой, документов не было. Я сидела, а Витька проснулся и, негромко подвывая, топтался рядом. Он пинал меня ногами в спину и колотил руками по плечам.
– Мама! Где моя мама? Ты обещала мне маму!
Я посмотрела на его лицо, залитое слезами:
– Витя, мамы больше нет. Её убила бомба. Теперь я буду о тебе заботиться. Ты понимаешь? – Он понимал. Я видела, что он всё понял, но не хотел признавать. Боялся поверить в сказанное. Я привлекла его к себе, и он безвольно опустил голову мне на плечо. – Не бойся, малыш, я тебя не обижу. Обещаю.
И именно в ту минуту, когда я тоже собралась зареветь, об меня споткнулись чьи-то ноги в ботинках, и женский голос недовольно пробурчал:
– Расселись тут, ни пройти ни проехать. Идите в свой поезд и там сидите.
Покачиваясь, как ванька-встанька, я поднялась, оказавшись лицом к лицу с невысокой железнодорожницей с сумкой через плечо, из которой торчали свёрнутые в трубочку сигнальные флажки. На шее у неё болтался рожок на медной цепочке. Я подумала, что она может быть ровесницей моей мамы, с такими же седыми волосками в причёске и едва заметными морщинками вокруг светло-серых глаз.
– Нет у нас поезда. Ушёл час назад, когда нас взрывом накрыло.