Валютчики
Шрифт:
Я забрал купюры, пошел обратной дорогой, осознавая, почему возмутились валютчики. Не последний человек я на рынке, если переживают за меня. А случай — миллионы на каждый день. Но он подтвердил, несмотря на внешнее благодушие, внутри любой нации не переставая шевелятся родовые корни. Пройдет не одна тысяча лет, пока они переплетутся. Не хотелось бы, чтобы процесс происходил насильственно, как у Мичурина. Пусть он будет естественным. Тогда и плод получится однородным.
И еще одно. Глобализация наций не прекращалась никогда. Образовались два мощных многонациональных котла — Америка и Россия. Процесс перемешивания в них возник едва не в одночасье. В 1480 году Русь сбросила татаро-монгольское иго. С этого момента началась экспансия небольшого государства на близлежащие национальные объединения и страны в разные стороны. Преимущественно на Восток. Кстати, несмотря на исток, русской рекой Волга
Все, что происходит на планете Земля, возникает не само по себе, не спонтанно. По воле разумных особей. Никому из русских людей не пришло бы в голову убивать собственных царей во главе с умнейшим Александром Вторым, с министром Столыпиным. Не случилась бы Первая мировая война, не выстрели таинственный Гаврила Принцип в австрийскую корононаследную особу Франца Фердинанда. Не восшел бы к власти Гитлер, если бы не объявился в Кремле Сталин. Политическую карьеру оба начали одновременно. Разница в один — два года. В мире существует разумный паритет, поддерживаемый Человеком с большой буквы целенаправленно. Или руководимый космическим разумом, чего со счетов сбрасывать тоже не стоит, потому что мысль материальна. Не сам же по себе на огромной территории Земли с азиатским населением, примерно через шестьсот пятьдесят лет после рождения Иисуса Христа, возник Ислам, став ощутимым противовесом христианству. Наступит момент, когда ненадежные тела не понадобятся. Они отомрут, как хвосты у ящериц. Всем начнет править не знающая границ, бессмертная Мысль.
Сотни миллионов, миллиарды, если брать со времен возникновения Человека на планете, погибают в продуманных акциях. Оправданы ли подобные жертвы? Кто на данный вопрос ответит? Или он вечно будет висеть в воздухе. Как Дамоклов меч…
Доллары забрал Пасюк, тоже спросивший, что за конфликт произошел. Проходя мимо армяней, я заметил улыбку на лице Красномырдина. В глубине ларька приветливо подмигнула одна из девочек. Ну и слава Богу.
К концу дня возле меня возникли двое настороженных кавказца. После того, как русские парни поставили чеченцев на место, жители горных вершин умерили пламенный темперамент. Непрестанно оглядываясь, они молча рассматривали меня. За долгую работу наученный неприятным опытом общения с горцами, я не торопил с откровениями. То фальшивые баксы, то латунное золото. То еще что, годное для отправки на острова Полинезии, Но тут, пардон, именно папуасов и лиц кавказской, азиатской национальностей, как раз не проведешь. Наконец, что постарше, гортанно спросил:
— Алмазы берешь?
— Не обработанные? — приподнял я брови.
— Да, не обработанные.
— Покупаем, по низкой цене. Огранка обходится дороже самих камней.
— У нас не обычные. Черные.
— В первый раз слышу, — встряхнулся я.
— Черные алмазы. Самые редкие и высоко котируемые в мире, — придвинулся ближе кавказец, пытаясь пожирать «овалами» Малевича.
— Никогда не видел, — выдерживая высверки антрацитных зрачков, поджал я губы. — Показывай, попробуем разобраться.
Вкруговую повертев сплюснутой головой, черноусый джигит вытащил перетянутую резинкой спичечную коробку. Второй кавказец отвернулся,
— Давай зайдем за бочку, подальше от любопытных носов, — предложил я. — .За несколько лет крутежки я не встречался с черными алмазами. Белых, необработанных, прощупал достаточно.
— Должен понять, — согласно кивнул джигит.
За бочкой, в тени, он снял резинку, выдвинул внутреннюю коробочку. На дне оказалось несколько похожих на не одинаковые кристаллики черного льда камешков величиной с артиллерийский порох прямоугольничками примерно в две — три спичечных головки вместе. Кавказец развернул картонное углубление к солнечному свету. Брызги от странных сколов колючими лучами ударили в разные стороны. От антрацитной крошки свет мягкий, от осколков темного стекла едва не поверхностный. Прямоугольнички на дне ящичка словно выстрелили залпом сконцентрированного разноцветного огня. Вытянув из-за боковинки спичку, кавказец пошевелил камешки. Они отозвались новыми взрывами с довольно длинными пронзительными лучами. Подобного зрелища я не наблюдал. Пожевав губами, задумчиво потер переносицу. Заметив мое состояние, джигит задвинул коробочку.
— По какой цене хочешь сдать? — на всякий случай спросил я.
— По тридцать баксов за ноль одну карата.
Сумма внесла в мысли еще большую путаницу. Приблизительно я знал, что одна сотая карата бриллианта стоит на рынке от трех до пяти долларов. Конечно, покупная, которую давали ребята приносившим изделия клиентам. Но рынок не мог быть мерилом ценностей. Сто граммов золота здесь можно было купить за тысячу рублей, продать за двести тысяч. Вопрос заключался в том, кто принесет и откуда взялось золото. Но там металл, с которым имеешь дело ежедневно. Раз в месяц, или в два, появлялись брилики. Чтобы их определить, некоторые валютчики завели похожие на трубы калейдоскопов приборы со сложной оптикой внутри. С какой стороны подходить в данном случае, я понятия не имел. Не выдергивать же семикратную лупу. Хотя, если бы на моем месте оказался цыган или спец из наших рядов, он бы и без стекла отличил беспородные россыпи от драгоценного камня.
— Я понял, — вскинулся следивший за моей мимикой кавказец. — Ты не соображаешь в алмазах.
— Ты прав. Пройдите на базар, — признался я. — Или загляните завтра с утра. Возле хлебного ларька работает Папен с подругой. Они разбираются лучше.
— Мы не спешим, — блеснул восточными лезвиями глаз джигит. — На базаре ловушка обеспечена.
— Ты имеешь ввиду, что заложу? — покривил я щеку. — На ментов не работаю, отвечаю только за себя.
— Не это. Просто оттуда не скроешься. Они перекрывают выходы за несколько минут.
— Присутствовать при маневрах не доводилось.
— До свидания. Мы тебя не знали.
— Я предупредил, что отвечаю за себя. К тому же, не понял, что ты предлагал.
Кавказцы ушли. Подвалил неряшливый парень двадцати с небольшим лет. Разложил на рукаве рубашки кляссер с марками, с несколькими монетами времен Николая Первого. Взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что прилежный в прошлом коллекционер разбазаривает собранную за годы коллекцию. Полупустые глаза, под нижними веками синие мешки. Кожа на груди, на руках вялая с прячущимися извилинами тонких вен.
— Давно подсел на иглу? — спросил я.
Парень дернулся к остановке трамвая, устолбился слепыми белками. Вопрос прозвучал неожиданно для него, но для чего его задал я, самому было непонятно. Разве можно что-то изменить, если существо узрело блаженство? Это в Европе, в Америке молодые люди увлекаются легкими наркотиками, экстази, от которых не сложно отказаться. В России начинают с тяжелых, как исстари питие водки стаканами, чтобы затянуло в водоворот. Навсегда.
— Уже заметно? — не стал оправдываться еще не убитый наркоша.
— Я не буду брать ничего, — вспомнил я сына, давно не заглядывавшего с подиумовской подружкой. — Марками с монетами не занимаюсь.
— Понял, — устало кивнул парень.
Начавшая сутулиться фигура протащилась ко входу в рынок. Я засобирался домой. Теперь могут подвалить лишь наркоши, алкашня да другие падшие. С них или нет навара, или одни неприятности. Солнце гуляло высоко, но жара спала, можно было поработать, да настроение пошло на убыль. То ли события дня стали давать знать, то ли напекло голову так, что она принялась раскалываться. Красоваться под прицельным огнем нехороших личностей расхотелось напрочь. Почему до этого не замечал, сколько мрази останавливает на моей персоне, на барсетке завистливо- мерзкие взгляды, проворачивая в башке две извилины пунктирами и так, и эдак. Какая быстрее родит нужную мысль, смысл которой будет заключаться в направленном на злодеяние действии. Если подправить поэта Азовского, то получится примерно такое четверостишие: