Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2
Шрифт:
— Свиток "Торы"[1],- раздался рядом голос отца Фредерика. — Датируется приблизительно 9-тым веком новой эры. Это — оригинал, один из самых ценных, какими я располагаю. Большинство из собранных мной манускриптов — копии, но копии очень точные. От оригиналов их отличает только возраст материалов и иногда сами материалы. Например, вы не найдёте здесь документов из папируса, поскольку этот материал очень недолговечен.
— И сколько экземпляров насчитывает ваша коллекция?
Отец Фредерик с гордостью улыбнулся.
— Вы не будете разочарованы.
Он прошёл к небольшому столику, на котором я только сейчас заметила компьютер — забавное сочетание древности и современности под сводчатым потолком кафедрального собора.
— Я составил точный реестр, — включив монитор, отец Фредерик неуверенно оглянулся на меня. — Правда, вся информация — на французском…
— Это не проблема. Меня больше беспокоит то, что написано на не-европейских языках.
— К каждому документу прилагается перевод на французском или английском.
Я поморщилась.
— Переводы не всегда точны, преподобный отец. Я бы предпочла работать с оригиналами. Что до санскрита, иврита и прочего, надеюсь, вы позволите ненадолго "одалживать" эти рукописи. У меня есть друг, который сможет их прочитать.
Лицо отца Фредерика едва заметно помрачнело.
— Нет, я не против, — быстро возразил он, поймав мой взгляд. — Но я не был с вами до конца откровенен. Моё обещание помочь не было бескорыстным. Я надеялся, что в качестве ответной услуги, вы позволите мне участвовать в ваших исследованиях.
Я даже не пыталась скрыть удивление, отец Фредерик тихо вздохнул.
— Вы пришли сюда за знаниями, и я готов поделиться ими, независимо от вашего решения. Но, уверен, что и вы обладаете знаниями, которыми можете поделиться со мной. Мы могли бы учиться друг у друга. Наверное, я прошу слишком многого, поэтому не требую ответа сейчас.
— Начнём с того, что знаю я не так уж и много, а то, что знаю, не очень-то применимо для мира людей. Так что даст вам подобная информация?
Отец Фредерик улыбнулся, и впервые с начала нашего разговора лицо его приняло более мягкое выражение.
— Вы поймёте, когда узнаете меня лучше.
Я покинула собор перед самым рассветом и не слишком удивилась, когда из полумрака навстречу мне выступил Доминик.
— Как видно, откровения преподобного отца заставили тебя забыть обо всём.
Я невинно взмахнула ресницами.
— Почти. Но если бы знала, что всё это время ты находился так близко…
— Ворота собора я стерёг не всю ночь, если ты об этом.
— Конечно, нет. Но, судя по твоему настроению, большую её часть.
— Судя по моему настроению? — глядя на меня со смешанным выражением упрёка и страсти, Доминик сложил на груди руки. — И что же с ним не так?
Я придвинулась к нему, насколько позволяла освящённая земля.
— Очень надеюсь, что смогу его улучшить.
— Это будет нелегко.
— Хочешь, чтобы я отступила, даже не попытавшись?
Выражение лица Доминика смягчилось, руки с готовностью устремились ко мне.
— Скорее чтобы подготовилась к преодолению препятствий.
На самом деле существовало только два препятствия: Арент и защищавшая от него освящённая земля. Доминик не скрывал, насколько сильно его раздражает невозможность притронуться ко мне вне очерченного круга. Ещё труднее он переносил мои отлучки. В одну из ночей, когда я собиралась в Льеж, он вдруг прижал меня к себе и с тоской прошептал:
— Не так я представлял вечность с тобой. Я с ума схожу, когда тебя нет рядом. И хуже всего, что я понятия не имею, где ты.
— Ты всегда знаешь, где я.
— Но я тебя не чувствую. Когда ты была смертной и ненавидела меня, как проказу, я был связан с тобой крепче…
Я шутливо лизнула его в шею.
— Тогда нас связывала только кровь, как сейчас меня с Арентом. Не знаю, как ты, а я бы не сказала, что подобная связь так уж крепка…
Зарывшись ладонями в мои волосы, Доминик наклонился ко мне ближе, с жадностью всматриваясь в моё лицо.
— Ты была права, настаивая на том, чтобы вести поиски отдельно от нас с Винсом. Я дохожу до безумия, когда не вижу тебя, но, если это — цена за то, чтобы освободиться от этого бремени как можно скорее, я готов её платить…
[1] Тора(ивр.) — "учение, закон"; Свиток Торы — пергаментный свиток с текстом Торы, используемый главным образом для чтения в синагоге, является наиболее священным предметом еврейского религиозного культа.
Приблизительно то же твердила и я себе каждый раз, когда расставалась с Домиником. Вечно прятаться от Арента за кольцом освящённой земли было бы обременительно и не слишком надёжно. И я с ожесточением набрасывалась на рукописи отца Фредерика… Пока это не приносило результата, но с начала поисков прошло не так уж много времени, и надежды я не теряла. Отец Фредерик, верный своему обещанию помочь и желанию быть посвящённым в тайны потустороннего мира, неустанно составлял мне компанию. Поначалу его присутствие мне просто не мешало, а потом я настолько к нему привыкла, что без невысокой фигуры в неизменном сером пиджаке, неторопливо передвигавшейся от одного стеллажа к другому, библиотека показалась бы мне опустевшей. Постепенно между нами даже возникло что-то вроде дружбы. Отец Фредерик всё больше напоминал мне отца Энтони, хотя и казался гораздо суровее его. В конце концов я рассказала ему свою историю и, к моему удивлению, она его заметно тронула.
— Значит, основная цель ваших поисков — те, кто был обращён первым бессмертным?
Я кивнула. Поднявшись со своего места, отец Фредерик направился к компьютеру.
— В мифах многих народов встречаются упоминания о высших расах, во всём превосходивших обычных людей. Якобы они обладали сверхъестественными способностями и были физически совершенными. В эпосе майя, например, их называют "новыми людьми".
Отодвинув свиток с невообразимо запутанным латинским текстом, я опёрлась локтями о стол.
— Скорее всего речь там идёт о демонах. Именно им приписывались сверхспособности и оказывались божественные почести.
— Едва ли древние народы могли заметить разницу между вам подобными и демонами. Всё, что отличалось от них самих, считалось сверхъестественным и, соответственно, обожествлялось.
Преподобный отец деловито защёлкал по клавишам, найдя, что нужно, подошёл к полкам и выудил один из прямоугольных футляров, в которых хранились наиболее ценные экземпляры его коллекции. Содержимым футляра оказался испещрённый мелким почерком манускрипт.