Ваниль и шоколад
Шрифт:
– Безусловно, нет. Женщин, дорогой мой, понять невозможно. Никогда не знаешь, что у них на уме. Вот ты думаешь, поймал ее в кулак, держишь крепко, а она раз и ускользнула, да так ловко, что ты даже не заметил. Так что ты с моей дочки глаз не спускай и не верь ни единому ее слову, – посоветовал Андреа, обменявшись с Роберто улыбкой заговорщика.
Лючия тем временем вышла из парадного. Она торопливо чмокнула отца в щеку и села сзади на мотоцикл Роберто.
Даниэле и Луку Андреа обнаружил на кухне вместе с дедушкой. Мими приготовил тушеные баклажаны с сыром: соблазнительный запах распространился
– Есть новости? – спросил Андреа, занимая место за столом.
Присцилла на балконе чистила птичью клетку и причитала, не умолкая:
– Я устала ухаживать за вашими животными. Синьоры нет, весь дом на мне. Самсон, рыбки и эти birds [18] … Такие маленькие, а гадят за десятерых. Вот утоплю их в аквариуме, если не будете сами о них заботиться.
Андреа досадливо поморщился.
– Я спросил, есть ли новости, – напомнил он.
– Лючия звонила маме, – сказал Даниэле. – Они долго разговаривали.
18
Птички (англ.).
– Ну давай рассказывай!
– Спроси у Луки. Он был в комнате и все слышал.
– Итак? – нетерпеливо спросил Андреа, поворачиваясь к младшему сыну.
– Ничего я не слышал, – буркнул Лука, глядя на них с вызовом. Стало ясно, что он не заговорит даже под пыткой.
– Ты можешь хотя бы сказать, когда мама собирается вернуться домой? – спросил Андреа.
– Мама в отпуске всего неделю. Присцилла, когда уезжает на Филиппины, ее два месяца нет. Сколько дней в неделе? Сколько дней в двух месяцах? Возьми меньшее число и отними от большего. Вот сколько дней мамы еще не будет!
Дед, отец и старший брат посмотрели на него одинаковыми, округлившимися от изумления глазами. Откуда у такого карапуза такие сложные и точные понятия?
– Ты умеешь делать вычитание! – воскликнул Даниэле.
– Что такое вычитание? – с обезоруживающим простодушием спросил Лука.
– То, что ты только что сказал, – вмешался Андреа.
– Лючия весь день тебе это повторяла, – сказал Лука брату. – Чего тут понимать?
– Или ты гений, или полный кретин, – проворчал Даниэле.
Мими остался у них ночевать, сказав, что не хочет возвращаться в пустой дом. Присцилла снова заворчала: гость в доме осложнял ее и без того непростую жизнь. Даниэле провел вечер за книгами в последней отчаянной попытке избежать исключения из школы. Лука и Андреа легли вместе на большой кровати в супружеской спальне. Самсон уже приучился спать на коврике у постели.
– Даниэле выбросил свою клеенку. Он говорит, что она ему больше не нужна, – прошептал Лука на ухо отцу перед тем, как уснуть.
– Спасибо за столь приятную новость, – ответил Андреа, целуя сынишку.
Засыпая, он подумал, что этой новостью хорошо бы поделиться с женой.
5
Три аккорда на гитаре и рыдающее соло певицы Кармен Амор, королевы фламенко, завершили последнюю «севильяну». Публика, заполнившая театр, разразилась аплодисментами.
Первые солисты, Карлос Санлюкар и Лючия Донелли, вышли на поклон рука об руку. Они тяжело дышали, но их улыбки
Лючия продолжала улыбаться, отыскивая взглядом дорогие ей лица. Ее отец метнул на сцену букет мелких белых розочек. Она ловко поймала его рукой. Пришли кузены Пеннизи, пришла София, забывшая по такому случаю о своей обычной сдержанности: она бешено аплодировала и громко выкрикивала имя Лючии. Ее друг Роберто Традати выражал свой восторг свистом. Ее подруги и товарищи по школе хором кричали: «Браво, Лючия!» Не было только Пенелопы. Еще перед началом спектакля в уборную Лючии доставили огромный букет лилий с запиской: «Всем сердцем я с тобой. Мама». Лючия «на счастье» засунула карточку за пояс алого костюма гитаны. Она погляделась в зеркало и убедилась, что все безупречно.
Грим был наложен очень умело, волосы собраны на затылке красивым испанским узлом и украшены красной шелковой розой. В свой танец Лючия вложила темперамент, страсть и томность настоящей гитаны.
– Я люблю тебя, – шепнул ей Карлос Санлюкар, ее красавец-учитель, выступавший вместе с ней.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала она в ответ, продолжая улыбаться публике.
Лючия говорила правду. Карлос держался как настоящий идальго из старинных преданий. Его сумрачный взгляд, подобный углям, тлеющим под пеплом, пронзил ее при первой же встрече в октябре прошлого года, когда она записалась на четвертый курс танцевальной школы. Учительница, преподававшая ей раньше, вернулась в Испанию, а вместо нее приехал Карлос. Он был молод, с лицом цыгана и смеющимся голосом, а на Лючию смотрел как на редкий цветок.
– Ну-ка покажи мне, что ты уже умеешь делать, – попросил он Лючию при первой встрече.
Лючия с легкостью выполнила несколько фигур фанданго.
– Ты имеешь большой вкус к танцу, – одобрительно заметил он, выражаясь в той причудливой цветистой манере, которая, как потом выяснилось, была неотделима от его испанского акцента. – У тебя хорошая осанка, очень сценичная. У тебя есть темперамент… и прекрасная внешность, – добавил Карлос, понизив голос, словно говорил сам с собой.
Лючия вспыхнула, прочитав в глазах молодого, неотразимо красивого испанца желание прикоснуться к ней. Пенелопа, сопровождавшая дочь, поспешила вмешаться:
– Да, у моей дочери прекрасная внешность, как вы говорите, к тому же она очень прилежная ученица. Но танцы для нее – занятие абсолютно второстепенное. А меня в первую очередь интересует, не повысилась ли плата за обучение.
Лючия ущипнула ее за локоть и прошипела:
– Я тебя ненавижу.
Карлос одарил Пенелопу обворожительной улыбкой.
– Об этом, синьора Донелли, вам следует справиться и приемной. Лично я надеюсь, что ее повысили: тогда я смогу больше зарабатывать.
– Новый учитель показался мне чересчур бойким, если не сказать, нахальным, – заметила Пенелопа по дороге домой.