Ванька 8
Шрифт:
Прибывший из Петрограда взобрался на трибуну, долго своё лицо платочком вытирал.
— Упарился, болезный, — шепнул мой фельдшер. — Толстун…
— Просим! Просим! — зашумели солдаты.
Представитель руку поднял. Роты успокоились.
— Герои, защитники Франции, разрешите передать вам горячий привет от нашего с вами Временного правительства. Как его законный представитель, я могу сказать вам, что до скорого созыва Учредительного собрания, которое решит участь русского народа, мы будем непременно продолжать войну против Германии и её союзников до полной нашей победы… Полученные мною сведения о том, что ваша боевая бригада отказывается
На этом выступление приехавшего закончилось.
Офицеры зааплодировали, нижние чины — загудели…
Кто-то из солдат, сознательных, согласился с оратором, несознательные — были недовольны.
Далее выступил Лохвицкий, а за ним — солдат из первой роты по фамилии Коваль. Проходил он как-то через мои руки. Был ранен, а сейчас из госпиталя вернулся.
— Почему ни слова не сказано, как в феврале произошла революция? Как свергли царя? Как образовалось Временное правительство? Кто в его составе? — с трибуны Коваль сыпал вопрос за вопросом. — Кто такой Керенский? Почему мы должны за него тут умирать? Почему Ленин против Временного правительства?
Роты замерли, насторожились.
— Почему Ленин за Советы рабочих и солдатских депутатов? — продолжил солдат. — Ничего нам не сказано!
Представитель Временного правительства замялся, предложил ответить на эти вопросы на следующем общем сборе бригады.
— Сейчас говори!
— Давай! Давай!
— Слушаем!
Это и ещё кое-что матерное неслось из солдатских рядов.
Ещё представитель предложил проголосовать — кто подчиняется Временному правительству?
Офицерские и много солдатских рук поднялись вверх.
Я тоже выразил подчинение официальной власти.
— Кто по приказу Временного правительства немедленно готов отправиться на фронт? — представитель обвёл солдатские ряды взглядом.
Вверх не поднялась ни одна рука нижнего чина. Готовы были идти умирать только офицеры.
Я — не офицер. Я — как большинство.
— Как прикажете это понимать? — глаза у представителя полезли на лоб.
— Как хочешь, так и понимай! — загомонили солдаты. — Временному правительству мы подчиняемся, а на фронт сам иди, мы — не пойдём!
Солдаты без приказа сами-собой начали расходиться. С трибуны объявили о завершении общего собрания.
Глава 27
Глава 27
Обстановка в Ля-Куртине… накалялась.
Так бы мой дедушка дома сказал.
После отъезда из лагеря представителя Временного правительства от генерала Занкевича был получен приказ возобновить занятия с личным составом бригады.
— Домой отправляйте!
— Какие ещё занятия!
Солдаты отказались выполнять этот приказ, а офицеров, что пытались их отправить на плац, буквально под руки выводили из казарм. При этом, требовали больше не показываться, а то — всякое может случиться…
В середине июля в лагерь прибыл ещё один представитель нынешней российской власти. Опять всем предложили собраться. Уже не приказали, а именно попросили. Приказывать руководство бригады теперь побаивалось.
Солдаты привели себя в порядок, побрились, оружие почистили.
Выводили на плац роты уже представители солдатского комитета. Офицеры отдельной группой у трибуны жались. Я — в сторонке встал, вместе с Рязанцевым. Понимай нас как хочешь.
Нижние чины стояли тихо, чуть ли не дыхание затаив. Все ждали, что прибывший скажет.
После его приезда в лагере прошёл слух, что прибыл он с добрыми вестями. Объявить во всеуслышание должен, что нас домой из Франции отправляют.
— Вот и дождались.
— Слава Богу, и про нас вспомнили…
— Скорее бы на корабли и домой.
Такое слышалось по всему лагерю.
Я, если честно, в отправку домой не верил.
К своему стыду я про наш экспедиционный корпус дома ничего не читал и не слышал. Не знал, что такой и был. В школе про него не говорили, в институте — тем более. Что там и как было — такой информации у меня не имелось. Вывезет бригады в Россию Временное правительство, не вывезет — для меня тёмный лес. Но, что-то мне подсказывало — едва ли.
Прибывший был полной противоположностью первому представителю Временного правительства. Высокий. Худой. Серый костюм — изрядно поношен. На голове — кепка. Никаких тростей с серебряными набалдашниками…
— Едва ли нас домой отправят, — Рязанцев, оказывается, разделял моё мнение.
— Едва ли… — кивнул ему я. — Но, послушаем, коли уж пришли.
Рапп, такова была фамилия стоявшего сейчас на трибуне, начал сразу с обвинений.
— Нежелание воевать на французском фронте — это предательство, бунт. С такими частями Временное правительство поступает как с изменниками родины…
В солдатских рядах началось шевеление, люди друг к другу поворачивались, матерочки посыпались…
— Подобные части разоружают и посылают на принудительные работы, как недостойные носить оружие…
Не такое думали солдаты услышать. Совсем не такое.
— Это изменники, а не революционные солдаты…
В солдатских рядах уже переговаривались в полный голос, несколько раз свистнули.
— Что я и говорил, Иван Иванович… — бригадный интендант поправил фуражку.
— Да, Никифор Федорович, не того солдаты ждали…
Между тем Рапп закончил своё выступление. Его место занял председатель солдатского комитета.
— Не того мы хотели… Ваше Временное правительство продолжает вести царскую политику и проповедует войну до победного конца. Мы воевать не будем! Не хотим защищать интересы помещиков и капиталистов, и их правительство! Довольно проливать кровь!