Ванька-ротный
Шрифт:
А про солдат, что сказать? Среди вновь прибывших попадались крестьяне, старики и мальчишки. Бывали и городские мелкие служащие, счетоводы и учителя.
— Эй, старшина! Позови мне учителя и того из городских, — счетовода! Да скажи, пусть составят ротные списки, на вновь прибывших вчера солдат! Звонили из штаба, там ротные списки потеряли!
Но основную массу прибывающих составляли деревенские жители, безграмотные мужички, с бескрайних просторов России. Военному делу они не были обучены плохо, солдатские навыки им приходилось приобретать непосредственно в боях. К линии фронта их вели поспешая. По дороге они прислушивались и оглядывались по сторонам. Им нужно было успеть попасть на передовую к раздаче пищи, как им объясняли.
И как только они, гремя котелками, в темноте появлялись на самой передовой, то тут же под вой и грохот снарядов начиналось их шествие обратно в тыл. Не успев хлебнуть из общего котла и отведать солдатской похлёбки, не оглядевшись, где тут война, а где тут харчи выдают, они обмотанные бинтами ковыляли в обратную сторону.
До санроты доходили не все. Одни тут же, на передовой или в пути падали замертво. Другие, получив ранения, были довольны и рады, что в первый же день легко отделались от войны.
Обычно во время боёв состав стрелковой роты не превышал полсотни штыков. Редко когда бывало на десяток, на два больше. Но и этого количества человеческих жизней хватало на несколько дней, лишь на неделю. Для нас, для окопников, война велась не по совести и не по человеческим правилам. В противоборстве немцы имели всё, а у нас, как известно были одни штыки и винтовки. Это была не война, а побоище. Но мы лезли вперёд, немцы не выдерживали нашего тупого упорства, бросали деревни и отступали на новые рубежи.|
Разве в таком потоке людей запомнишь их фамилии? Своих солдат часто в лицо не знаешь!
Среди вновь прибывающих красноармейцев были в основном деревенские жители. Попадались среди них и городские служащие, самые мелкие чины.
— Эй, старшина! Позови того учителя и счетовода! Скажи им, пусть снова составят списки на последнюю партию прибывших! Звонили из штаба, там ротные списки потеряли!
Военному делу прибывающие красноармейцы не были обучены. Солдатские навыки им приходилось приобретать в ходе боёв. К линии фронта их вели и торопили. Им нужно было попасть на передовую ночью, к раздаче пищи. И как только они в темноте, гремя котелками, появлялись в роте, то нередко под вой и грохот снарядов начиналось их шествие обратно в тыл. Не успев хлебнуть из общего котла солдатской подсолённой похлёбки, не оглядевшись кругом, — где тут война, они обмотанные бинтами ковыляли в обратную сторону. До санроты доходили не все. Одни, тут же на передовой или в пути падали замертво. Другие, получив ранения, были довольны, что в первый же день на фронте отделались от войны.
Обычно во время боёв состав стрелковой роты не превышал полсотни. Но и этого количества солдат хватало только на несколько дней. Для нас, окопников, война велась не по правилам и не по совести. Противник, вооруженный "до зубов" имел всё, а мы ничего. Это была не война, а побоище. Но мы лезли вперёд. Немец не выдерживал нашего тупого упорства. Он бросал деревни [128] и бежал на новые рубежи.
|Каждый шаг вперёд, каждый вершок земли стоил нам, окопникам, жизни. В этой войне за каждый шаг вперёд, за каждый вершок земли мы окопники платили солдатскими жизнями.
128
Заканчивались боеприпасы.
Передовая, для участников войны имела, для каждого определённую мерку. А те, кто был в тылу и тыловики, те кто сидел в тылу, у нас в полковых тылах, тоже считали себя вояками. А те, кто был в полковых тылах, кто сидел у нас за спиной, считали себя вояками. Фронтовые части и команды разного типа и назначения занимали /большую/приличную/ обширную территорию от передовой в глубину от фронта. Тридцать, сорок километров, а иногда и больше.
Командир полка со своим штабом полковыми службами от передовой находился в пяти, шести верстах. Но дело тут не в том, где кто сидел. Они ведь все себя считали непосредственными участниками войны. Что считали! Они даже похвалялись, что эту и эту деревню брали лично они. И даже дату освобождения деревни определяли, когда на саночках въезжали туда.
Зачем выставлять на показ командира полка и его штабных работников. Командиру полка по штату положено. Они управляли нами из глубины, охватывая весь фронт полка по телефону и мысленно.
Возьмём например нашего комбата и всех бывших до него, кто был на этой черте. Разве он признается, что отсиживался всю зиму в тылу. В батальоне была всего одна рота, а он сидел на полпути от передовой до штаба полка. Он как бы мысленно поддерживал связь между полком и стрелковой ротой, передовая приказы и распоряжения связными и по телефону.
Артиллеристы, к примеру, тоже воевали, как они говорили, на передовой. За всю зиму сорок первого, я видел их два раза в цепи стрелковой роты. Мы взяли деревню, и когда стихли выстрелы и немцы удрали, они прикатили свою чахоточную сорокапятку и поставили, для охраны домов.
Стрельбу они не вели, берегли стволы и экономили снаряды. Лошадей потерять боялись, немцы могли их накрыть. А немцы, по сути дела не знали, где прячется наша артиллерия и почему она упорно молчит. И все свои огромные запасы снарядов они выпускали по нашей пехоте, так как мы постоянно торчали у них перед глазами, на самом виду.
А те кто сидел у нас за спиной в тылу, считали себя вояками. Возьмём к примеру рядового солдата. Был такой солдат Ефим Кошельков, повозочный из полкового обоза, любитель поговорить. Он без умолку может рассказывать о своём житье бытье в полковых тылах и о своей службе на фронте.
Он даже был уверен и считал, что всю войну воевал с немцами и не вылезал с передовой. Ему иногда поручали в часы затишья подвести ротного старшину с продуктами и едой, и он всю дорогу не переставая выкладывал свои соображения, такой уж он был любитель поговорить. Мне тоже приходилось не раз возвращаться с ним в роту и слушать бесконечные рассказы о жизни и о войне.
Посмотрите ему вслед, когда он возвращается обратно с опушки леса. Как остервенело и неистово нахлёстывает он свою лошадёнку и как она размашисто бросает ногами снег по сторонам, присаживаясь на ухабах. Понимает скотина, что торчать на опушке леса нельзя.|
Каждый шаг вперёд, каждый вершок земли стоил нам, окопникам, многих жизней.
Одни воевали, а другие те, кто был в тылу, тоже считали себя вояками. Был такой солдат Ефим Кошельков [129] . Служил он повозочным в полковом обозе. Ему иногда в часы затишья поручали подвезти нашего ротного старшину с продуктами и едой. Ефим, — любитель поговорить о войне. Он даже был уверен, что воевал против немцев. Мне тоже иногда приходилось возвращаться с ним в роту и слушать его рассказы о жизни, о превратностях судьбы и что вот он, как попал на фронт, — так и не вылезает с передовой. Такой уж он был говорливый.
129
Имя и фамилия солдата вымышлены. Автор мучительно долго пытался вспомнить фамилию повозочного, но безуспешно.