Ванька-ротный
Шрифт:
Теперь нужно решить еще вопрос. Есть немцы в деревне или ушли из нее?
Подзываю и спрашиваю Самохина:
— Как думаешь? Есть в деревне немцы?
Самохин смотрит, качает головой и говорит:
— Не знаю!
— Посмотри на трубы. Видишь, на них сверху белой кромкой лежит свежий снег. Если бы немцы остались в деревне на ночь, они затопили бы печи. В холоде они не привыкли сидеть.
После некоторых раздумий я говорю Самохину:
— Пошли в деревню сержанта, пусть с собой возьмет человек, пять солдат. По дороге не посылай. Пусть идет по кустам огородами.
Сержант с солдатами уходит. Мы остаемся на месте. Деревня пустая. Мирных жителей нет. Доложил солдат, прибежавший из деревни.
Мы идем по дороге. Здесь и там штабеля снарядов и мин. Около крайнего дома немецкое барахло разбросано около входа. Подхожу ближе, вижу на крыльце немецкий ранец с рыжим мехом наружу на крышке. Тут же солдатская каска и несколько круглых банок с противогазами. Брошенных винтовок нигде не видать. Лежат ручные гранаты с длинными деревянными ручками целой кучей у крыльца.
Поднимаюсь по ступенькам. Дверь открыта настежь. Иду по скрипучим половицам, вхожу в избу. По середине избы стоит деревянный стол. Справа у стены двух ярусные нары, засланные соломой. С боку у нар деревянный бортик, оббитый березовой рейкой. Подхожу ближе, смотрю на рейку. Белой ствол березовой жерди распилен вдоль на две половины. Кора с полукруглых половинок не снята. Она на фоне потемневших досок сияет серебристой белизной. Плоской стороной березовые рейки прибиты к дощатому борту лежанок.
Забавно смотреть! Идет война, а они занимаются украшательством. Даже здесь на фронте они играют как маленькие дети.
Подхожу к столу, на столе стоит железная коробка. На крышке замысловатый рисунок. Крышка у коробки чуть приоткрыта. Солдат, один из тех, которых послали с сержантом в деревню, сказал мне, что в доме, возможно, стоят мины. Почему он так решил, думаю я.
Я не тороплюсь. За спиной у меня сопит тот самый солдат, который сказал о минах.
— Откуда ты взял, что дом заминирован?
— А вон за домом их целая куча!
Я стою, пожимаю плечами и, не поворачиваясь к нему, говорю:
— Сходи, принеси жердь подлиннее!
А сам думаю. Если бы не мины за избой, этой шкатулки здесь давно бы уже не было.
Солдат возвращается и подает мне длинную палку. Я отхожу от стола, поддеваю палкой под крышку и толкаю ее. Взрыва нет. В избе все на месте и тихо. Подхожу к столу и заглядываю во внутрь коробки. Ищу глазами проволочку, протянутую под стол к взрывателю мины.
На дне коробки лежат немецкие железные кресты. Их там больше полсотни, а с боку у стенки две плитки иностранного шоколада. Еще раз осматриваю стол. Все гладко. Никаких проволочек и ниток. Разгибаюсь и смотрю на солдата. Медленно одной рукой поднимаю шкатулку.
Солдат замирает, перестал даже дышать. У него перехватило дыхание, глаза не мигают. Я вынимаю обе плитки шоколада и запихиваю их в карман. Запускаю руку в шкатулку и выгребаю горсть железных крестов. Банку сую в руки солдату. Он берет ее и смотрит во внутрь, на дно. Немецкие ордена сияют холодным серебристо-черным блеском.
Совсем недавно они имели магическую силу на солдат фюрера. Теперь они ничего не стоят и ничего не значат, хоть и сияют, отблеском нержавеющей стали. Просто интересно на них посмотреть.
Я положил себе несколько штук в карман. Попадется пленный, мы его, для потехи, торжественно наградим. Скажем, приказ фюрера, крест приказали вручить. — Как твоя фамилия? Точно, это тебя!
Немецкая пуговица, споротая с униформы и пришитая к ширинке штанов нашим солдатом, имела большее значение, чем эта полсотни немецких железных крестов.
— Останешься здесь в деревне! Дождешься полковое начальство! Передашь им торжественно банку с крестами! — сказал я солдату.
Сам присел на лавку, достал кисет, свернул самокрутку, закурил и оглядел избу. Повсюду, на полу валялись бумаги. В углу под нарами стоит ящик с бутылками. Входит Самохин. Я кивком головы показываю ему на ящик под нарами. Он нагибается и вытаскивает его из-под нар. Теперь ящик стоит у меня между ног.
В ящике пустые и не распечатанные бутылки. Это не по-нашему держать в ящике не выпитый шнапс. Вынимаю одну из них и верчу в руках. Пытаюсь прочитать, что написано на этикетке.
— Вот эти восемь возьми на анализ! — говорю я Самохину громко, так чтобы слышали солдаты.
— Передай старшине! Пусть примет по счету! Малечкину две. Остальные на пробу. Скажи старшине, чтоб никого к ним на выстрел не подпускал!
Солдаты были поражены нашим открытием. Самохин достал пол-ящика консервов и уволок их на пулеметную повозку.
Когда Самохин вернулся обратно в избу, я достал из кармана плитку шоколада, положил сверху немецкий железный крест и протянул ему.
— За храбрость и за взятие высоты 236 награждаю тебя высшей трофейной наградой!
Самохин засмеялся. Прицепил на шинель железный крест. А шоколад ему не понравился.
Я достал еще один крест, положил его на ладонь и стал рассматривать его. Сделан он был чисто. Имел четкую форму и красивое рельефное обрамление. Серебристая накатка по черному воронению подчеркивала его контур.
— Чистая работа! — сказал стоящий рядом солдат.
— Да! — согласился я и подумал.
За кусок ненужной железки немцы отдают свою жизнь. Возможно, крест немцам дает какую-то привилегию или надел земли?