Ванька
Шрифт:
Фууу…
Лес кончился. Тут уж я более смело ноги начал переставлять, шире шагать — и посветлее без деревьев вокруг стало, и шансов запнуться за что-то меньше. Ночь сегодня выдалась безлунная, а от одних звёзд какой свет…
Ага, дом, где парнишка живёт — самый крайний. Так он, вроде, сказал. Совсем недалеко нам осталось. Кстати, деревня тут какая-то отсталая — ни одного фонаря не видать. Могли бы хоть перед сельсоветом или клубом столб с лампочкой поставить. Только в его доме в окне огонёк — ждут его, беспокоятся, не спят.
Я
— Бабушка!
Я даже вздрогнул — зачем так над ухом-то орать! Дураком от этого стать можно! Я его тащу, а он…
— Ванечка!
Это, мне что ли? Так не знает меня здесь никто…
— Бабушка!
Вот, опять… Точно, не в дурдом, так к ЛОРу… Пластику барабанной перепонки делать… То — еле пищал, а тут разорался…
— Ванечка! Ванечка! Где тебя носит!?
Тень в старуху материализовалась. Это не я в темноте вдруг стал видеть, а тусклый свет из окна комитет по нашей встрече осветил.
— Где тебя некошной таскал!? Удоходовался! Сам идти не может — несут его… Бабка всхлипывать принялась. Только этого мне не хватало…
— Бабушка!
Я про себя даже выматерился.
— Ванечка!
Эта туда же… Да орать-то они перестанут…
Что-то я плохо себя вдруг почувствовал. Сразу как-то накатило… Чуть парнишку даже не выронил, еле удержал.
Бабке спасибо. Метнулась ко мне, паренька подхватила.
— Нога! Нога!
Чёрт, голосистый какой…
— Что с ногой-то, дитетко?
Старуха паренька на руки подхватила. Во как… И не скажешь…
Я совсем что-то в осадок выпадать начал. Пошатнулся. Повело в сторону. Оперся на жердину какую-то. Замутило. Ну, сейчас опозорюсь…
Бабка с мальчишкой куда-то в темноту усвистала. Один я остался. Вот и помогай людям. Бросили за ненадобностью. Правильно — оказанная услуга уже ничего не стоит…
Вдох-выдох, вдох-выдох… Получилось даже не блевануть.
— Эй, — я голос подал. Совесть-то надо иметь всё же. Я ей внука по лесу как медведь Машеньку на закорках пёр, а сейчас тут один кукую… Ну, народ… Строители коммунизма…
— Эй…
Нет ответа.
— Эй…
Тут ветерок подул. Вроде, как и легче немного стало…
А, хрен тебе на глупую рожу…
Я крепче за жердину ухватился.
— Ты что это, касатик? Плохо тебе?
Слова старухи я слышу, но как-то не совсем явственно, голос её плывёт.
— Пойдём-ка, пойдём… Умаялся. Ванька, хоть мал, да тяжел… Пойдём…
Я чувствую, бабка меня под руку подхватывает, тащит куда-то.
Хочется только лечь и лежать. Долго-долго. Больше никаких желаний нет. Ноги как чужие. Бабка как буксир меня тащит…
— Вот сюда давай… За перегородочку… Отдохнёшь — лучше будет…
— Я…
— Всё утром, утром… Утро вечера мудренее…
Так я вырубаюсь непонятно от чего, а ещё слова старухи как мягкие одеялка на плечи ложатся.
Баба-Яга какая-то… Зажарит сейчас и съест… Имени-отчества не спросит…
— Вот, ложись, касатик… Подушечка мягкая, пуховая… Спи…
Глава 7
Глава 7 Машка-Толстая Ляжка
Проснулся я из-за грохота за перегородкой. Какая-то чуня полоротая пустое ведро перевернула. Этот звук мне хорошо знаком — месяца не прошло, как с картошки мы приехали. Весь сентябрь и неделю октября вместо изучения медицины клубни из грязи выколупывали. Осень выдалась дождливая, а продовольственную программу выполнять надо. В мае её приняли. Горбачев какой-то её придумал. Как декан нам перед отправкой в колхоз сказал — с целью механизации, химизации, улучшения кормовой базы, использования новых интенсивных технологий, а также для внедрения материального стимулирования колхозников. Вот мы и внедряли новые технологии — что соберём, а что в мокрую глину втопчем. Главное, чтобы картошки после копалки на поверхности земли не видно было…
Пойдёшь ночью к девицам-красавицам, а они свои пустые вёдра в сенях наставили. Понятное дело — сшибёшь. Так что звук падения ведра я ещё прекрасно помню.
— Кого там несёт?
Так, голос немного знакомый... Это, похоже, бабка Ваньки. Которого я ночью сегодня на закорках пёр. Чуть грыжу не нажил.
— Это я…
— Кто, я?
— Мария…
— Какая-такая Мария?
Хоть и не вижу я бабку, но по голосу заметно — чем-то недовольна она.
— Мария, внучка Володихи…
— Машка-Толстая Ляжка что ли? Так бы сразу и говорила.
За перегородкой опять что-то упало. Теперь уже стеклянное.
— Что ты там, корова, творишь! Стой на месте! Сейчас сама к тебе выйду.
Я этот цирк с конями не вижу, но, похоже, гостья бабку уже разозлила.
— Ну? Говори, зачем пришла?
— Я… Это… Бабушка…
— Десять лет уже как бабушка. Толком говори…
— Я… это… опять…
— Опять?
— Опять…
— Говорила же я тебе, Машка, как начнут в церкви на венчании херувимскую петь, задуйте как будто не нарочно свечки-то, а сами тихонько со своим Сидором Павловичем скажите: «Огня нет — и детей нет». Самое это точное средство от беременности. Не сделала?
— Не сделала…
— Почему же?
— Бабушка Володиха другому научила…
— Ну-ка, ну-ка, просвети тёмную.
Тут бабка Ваньки как бы даже хихикнула.
— Ну, велела она мне своё временное в бутылку собрать, а затем её в землю зарыть. Обязательно под печной столб. Говорила бабушка, что пока бутылка в земле, хоть сколько парням на шею вешайся, а не забрюхатеешь…
— Ну, как — помогло?
В голосе старухи столько яда было…
— Не помогло…
— Так поди, твой Сидор Павлович давно бутылку ту из земли выкопал и разбил. Ты ведь не проверяла?