Вардес. Лик Бога
Шрифт:
На палубе, кроме ливня и промозглого ветра, меня ждал еще один неприятный сюрприз. Сломанная мачта кренила и без того заваливающийся набок корабль, и при каждом наплыве волны создавалось чувство, что сейчас начнет переворачиваться. То что корабль пойдет ко дну — было лишь вопрос времени. Но где же команда?
Доверившись интуиции и стараясь не улететь за борт, побрел к корме. В наручниках и с прыгающей под ногами палубой идти было до боли неудобно. Но добравшись никого не повстречав, увидел связанный веревкой штурвал. Неужели экипаж бросил корабль?
Сквозь дождь в морской пучине показалось,
Я дернулся от неожиданности, чья-то рука легла мне на плечо. Развернувшись увидел мокрого от штормового ливня, крепко сложенного, загорелого мужчину с гордой осанкой и широким размахом плеч. Глаза подстать черной банданке на голове пронзительно всматривались в мое лицо. Взгляд пирата задержался на цепи с пушечным ядром на конце, что я держал в руках, намереваясь использовать вместо оружия.
Даже не попытавшись перекричать рев бури, повелительным жестом приказал следовать за ним. Впрочем, за неимением других дельных вариантов я подчинился и, бросив ядро на палубу, сквозь ураганный ветер и косой дождь поплелся за ним.
Его лицо показалось мне смутно знакомым, словно я где-то его уже видел.
Почему-то он ассоциировался у меня с каким-то бароном. Хотя странно, пират отнюдь не походил на аристократа… Что за бред лезет мне в голову?
Добравшись до противоположного края кормы, он исчез за бортом, бросившись за ним, я обнаружил веревочную лестницу, ведущую в заполненную пиратами лодку.
Недолго думая, спустился по ней в шлюпку и, едва успев сесть на свободное место, поблагодарил смилостивившуюся надо мной судьбу.
Корабль подняло на волне в последний раз, крен, отчасти благодаря сломанной мачте, стал критическим, и медленно, как умирающий великан, он со стоном принялся уходить под воду.
Я оглянулся на товарищей поневоле, заворожено глядя на тонущий корабль, они гребли что было сил и, лишь потеряв корабль из виду, засунули весла обратно в лодку.
Кажется, на меня они старались не смотреть, держались за борта шлюпки, словно боялись, что она сейчас перевернется. Гигантские пенящиеся волны бросают ее словно щепку. По хмурым лицам повидавших всего моряков я оценил, что шансы пережить шторм пятьдесят на пятьдесят. А вот что мы будем делать посреди океана, в том случае, конечно, если переживем незатихающую бурю, похоже, не загадывали даже они…
Работы в качестве гребца мне не нашлось, да и почесать языком возможности в ближайшем времени похоже не представится, поэтому вспомним об уроках Тзара, я постарался не обращать внимания на промозглый ветер и дождь и расслабиться погружаясь в медитацию. Но измученный бесконечными взлетами и падениями лодки на бушующих волнах, я склонил голову на грудь и, сам того не желая, провалился в темное забытье.
Мне снился оборотень с огненно-алыми глазами, он куда-то мчится, и в движении стальные мускулы под короткой серебристой шерстью красиво перекатываются, огромные когти при каждом прыжке высекают искры из камней мостовой. У него на пути встает маг в черном расшитом золотом плаще — Сириний. На аскетическом лице замерзла кривая усмешка, рука, костлявыми пальцами сжимающая посох, направляет его в сторону Лейлы.
— Нет, Лейла, не надо… — пробормотал я, просыпаясь.
Синее небо над головой встретило мое пробуждение мягким солнечным светом, который своей яркостью не мог ни радовать глаз. Тихое море уже не казалось таким отвратительным, после такого шторма я не чувствовал качки. Хотя… Я вообще не чувствовал качки!
Вздернул голову: в лодке никого, ни следа пиратов. Привстав, понял, что лодку выбросило на песчаный берег. Сразу за береговой полосой простирается, покуда хватало глаз, густой лес. Деревья напоминают папоротники в эпоху динозавров, но в целом все выглядит, как неплохое местечко…
Я привстал, опираясь о борт шлюпки, кандалы на руках звонко гремят и мешаются, едва глаза успели сконцентрироваться на золотом песке, как мое тело вздрогнуло само по себе: на пляже разбросаны трупы пиратов, что плыли со мной в лодке. Сомнений в этом быть не могло, я узнавал их лица, теперь на них застыло удивление. После того, как волны прибили нас к берегу, пираты, не разбудив меня, двинулись в сторону леса и были расстреляны из зарослей. Даже отсюда увидел торчащие красные оперения на древках стрел в теле спавшего мне жизнь барона. Его остекленевшие глаза умиротворенно смотрели на пушистые облака в небе.
— Хватит прятаться, человек, — звенящий голос донесся из леса, — выходи и прими свою смерть с достоинством.
Уверенный голос принадлежал лучнику, выглянувшему из зарослей. Помявшись несколько мгновений, решил последовать его приказу. И вправду, к чему прятаться в лодке, если меня уже заметили? С этими проклятыми наручниками встать в рост было непросто, однако я справился и взирал на вышедших из-за деревьев двух темнокожих людей с гордо поднятой головой.
— Смотри, Атев, он закован в кандалы, — сказал высокий мулат, неспешно ко мне приближаясь.
Второй, держа стрелу на тетиве, ответил безучастно:
— Какое нам дело, Лаев, он все равно должен умереть.
— Убивать связанного, это как то не так… Давай развлечемся?
— Давай.
Чем ближе они подходили, тем больше росло мое изумление. В этих грациозно шагающих по песку фигурах я узнал эльфов. То есть, темных эльфов. Разумеется, до этой поры не верил во всякую чушь, что читал в Высокой Башне. Сказания и даже трактаты об эльфах и их темных собратьях, казались мне таким же вымыслом, как, например, «Одиссея» Гомера. Но сейчас я вынужден был признать хотя бы то, что существует людская раса, которую ошибочно именуют эльфийской.
Оба темнокожих лучника были похожи друг на друга, как братья. Стройные как кипарисы, голову держат так, будто, если наклонят хоть немного, треснет шейный позвонок. Ростом примерно с меня, но голубые глаза умудряются смотреть на мир сверху вниз. Убранные в хвост блестящие золотые волосы открывают взору смертного их гордость и, главное, отличие — изящно заостренные к верху уши. Одеты они в коричневые, под окрас коры деревьев, элегантные, в каком-то роде, комбинезоны.
— Смертный, вытяни вперед руки, — певучим голосом сказал Атев. И я, загипнотизированный красотой голоса, не соображая, что делаю, подчинился.