Вардес. Лик Бога
Шрифт:
Я оказался за воротами раньше, чем домыслил. И замер в нерешительности. Холл райского сада никак не соответствовал моим представлениям. Нет ослепительно сияющих ангелов и привратников, нет разлитого теплого света, в неге которого можно едва ли не купаться. Тут даже нет земных цветов и плодоносящих деревьев.
Нет святых душ, которые звонко смеются, веселясь, словно беззаботные дети. Врата за мной закрылись, погружая меня в омут страха и отчаяния.
Я оказался в черной, беспросветной тьме. Привычно попробовал включить ночное зрение, но на сей раз не помогло. Может быть, заклятье не работает из-за отсутствия тела, но мелькнувшая за ней мысль причинила
Я до последнего оттягивал страшную мысль, держа ее на задворках разума до тех пор, пока она не приобрела силу и стала невыносимо тяжелой. Вторгнувшись в сознание, она заполнила его полностью, хотелось выть и кричать, но было поздно.
Поздно что-то менять: я уже понял все.
Полное отсутствие света бывает. Редко, но все же бывает. Существо, видящее в темноте, как никто другой, столкнувшись с таким абсолютным отсутствием света, становится слепым. Если нет даже малейших лучей, проникающих в любую темную комнату из миллиметровой щелки, то ни самая зоркая кошка, ни засевший в ней спецназовец с прибором ночного видения не разглядят даже палец перед глазами. Но как в свое время объяснял Тзар, если в ту же темень посадить мага, обладающего заклятьем ночного видения, он сможет рассмотреть даже трещинки на стенах.
Каждый материальный предмет излучает в мир невидимую энергию, которую улавливает мое заклятье.
Но сейчас оно подвело: тьма привычно не рассеялась, подчинившись моей воле. А если так, то объяснение только одно: тьма имеет магическую природу, кто-то сделал так, чтобы попавший сюда оставался в полной Тьме.
Изо всех сил я сдерживал подступающую волну паники. Мне стало казаться, что я попал в мир мертвых, где нет ничего материального. Где я один вынужден буду провести вечность в абсолютном ничто. Где рай, ад, бог и дьявол — обман.
Грандиозный обман, призванный наполнить человеческую жизни хоть каким-то смыслом.
Вечность — это так много. Больше, чем можно представить. Даже сейчас, видя лишь край раскинувшей свои объятья вечности, я не в силах ее осознать. Скоро, если считать по не имеющему уже смысла солнечному календарю через несколько миллиардов заходов солнца, я забуду, как оно выглядит. Забуду цвет травы и неба, забуду облик живых, забуду слова, вкус и запах. И перестану мыслить.
Конечно, я буду сопротивляться, раз за разом и час за часом поминутно вспоминая свою жизнь. О да, я вспомню все… даже те годы жизни, которые я считал накрепко позабытыми. Начиная от времени, проведенного в утробе матери, и заканчивая той глупой и непонятной смертью в чужом незнакомом мире. Я буду вспоминать каждый стук сердца, каждый вздох прекрасного воздуха. Все хорошее и плохое, вкус, цвет, радость и боль, каждую эмоцию я соберу по крупинке и постараюсь сохранить еще и еще… Но все это будет бесполезно.
Не успеет пройти и половина вечности, как во мне не останется даже крохотной частички сознания. Я буду пуст как эта черная пустота. За всю оставшуюся вечность никогда и ни разу во мне не зародится даже намека на мысль. И тогда…если есть Высший Разум, я с пустой и чистой душой возрожусь в чреве какой-нибудь женщины. Начну свою краткую и прекрасную жизнь заново, чтобы потом опять оказаться здесь и мучиться вечным забытьем…
Много хуже, если Бога, в привычном понимании, нет. Тогда после того, как от моего сознания не останется даже шершавой поверхности, пройдет еще половина вечности. И наконец, меня не станет. Я растворюсь в вечной пустоте, как и все, что было до и после меня…
Я не хочу! НЕ ХОЧУ! СЛЫШИШЬ НЕ ХОЧУ!!! — в отчаянии закричал я. Кажется, я метался, но в пустоте это все равно не заметно… Но… Что это?! Померещилось?
Если вспомнить, как я двигался вперед, и сделать то же самое, то очень скоро упрешься в невидимую преграду. Отойти назад и снова вперед — тут что-то есть!
Невидимый барьер никуда не исчез.
Медленно, словно мысли плавают в вязком киселе, пришли воспоминания о первом миге, когда я залетел за призрачные врата. Створки за мной закрылись быстро, но все же проникающий свет выхватил комнату со стенами из неотесанного камня. Как я мог не обратить внимание или забыть об этом?!
Я вытянул несуществующую руку и уперся в нечто твердое. Ведя рукой по стене, стал двигаться вдоль, пока не уперся в другую стену. Не отрывая невидимых рук от таких же невидимых стен, я поплыл выше остановившись только после того, как голова уперлась в потолок. Если эта комната имеет выход, я его обязательно найду.
Обследовав всю стену, я перешел на другую, потом на остальные, потолок и пол.
Когда я потерял надежду, напряжением воли заставлял себя двигаться, ведь мне была известна альтернатива. Теперь я уже хаотично метался от стены к стене и к противоположным углам. Я практически ни на что не рассчитывал, наверно, уже примирился с происходящим и теперь лишь гнал разум, стараясь отложить мысль об обреченности.
Потом начались видения, навряд ли я долетел до середины «комнаты», измученное неизвестностью сознание очертило справа слабое пятно света. Я замер, боясь поверить. Но размытое пятно не исчезало, может, не воображение?
Чем ближе подбирался к свету, тем яснее он становился. Я уже мог с уверенностью сказать, что это не видения, а…
Пятно приобрело прямоугольную форму — дверь! Я с замиранием остановился в проеме, всюду прежняя тьма, но вглядевшись, с упоением различил стены длинного коридора. Вдалеке на боковой стене виднеется узкая полоса, еще более различимая.
Стремительно приблизившись, я опешил: едва видимая полоса света превратилась в широкий дверной проем. А там…
Голая девушка, поджав под себя ноги, не шевелясь, сидит на каменном полу. Я мог видеть обычную пустую камеру без окон и прочего, за что может уцепиться взгляд. Грубые стены просторной камеры освещаются лишь единственным тусклым факелом, установленным на треножнике в центре комнаты. Обнаженная девушка, словно изваяние, кажется, уже вечность смотрит на танцующие языки огня. Только пламя, отражаясь в ее немигающих темных глазах, заставляет меня трепетать и верить, что она жива…
Ее тело больше напоминает хищную кошку— пантеру, а может, леопарда. Я всем естеством почувствовал, что под шикарной и мягкой оболочкой, плавными и изящными линиями тела, скрывается невероятная сталь мускулов. А под ними — еще более крепкий дух. Каким-то шестым чувством я знал, что, если эти красивые и с виду слабые ручки вздумают переломать хребет медведю, сделают это без усилий.
Упругое тело обманчиво расслаблено, я не мог отвести взгляд от такого совершенства. Никогда не думал, что природа способна сотворить красоту, от которой дух, лишенный плоти, готов завизжать или застыть соляным столбом. В меру полные груди с небольшими розовыми соками выглядят как чудо с развернувшихся небес, на мягком и в тоже время плоском животике отчетливо видны полосы от скрывающихся нежных кубиков пресса.