Варфоломеевская ночь
Шрифт:
Через несколько минут отряд принца и адмирала вступил в замок. Теперь в их отряде было уже около четырехсот человек, так как по дороге к нему присоединилось несколько дворян-гугенотов со своими людьми.
Прибывших приняли со всею роскошью, свойственной тому времени. Для солдат изжарили туши быков и баранов и выставили бочки с вином.
— Здесь наша первая покойная остановка со времени выезда из Нуайе, — говорил Конде, наслаждаясь в саду прохладой вечера. — И вам мы, вероятно, не причиним никакого беспокойства: если бы против вас и направился гнев короля
— Я была бы глубоко обижена, если бы вы проехали мимо Лаваля, — сказала графиня. — Что касается опасностей, то я уже двадцать лет живу среди них, и в последний год чувствую себя даже более спокойной, зная, что Ла-Рошель за нас. Я отправила туда в последние месяцы много драгоценностей, на случай, если меня вынудят выехать отсюда. Но я буду защищать свой замок до последней возможности, тем более, что в случае опасности могу предложить убежище всем окрестным гугенотам.
— Опасаюсь, графиня, — заметил адмирал, — что наше прибытие в Ла-Рошель взволнует всю страну. Но бежать ради собственной безопасности в Германию было бы с нашей стороны эгоизмом. Мы не хотели оставить наших братьев, которые возлагают на нас все свои надежды.
На следующее утро принц и адмирал со своим конвоем уехали в Ла-Рошель, куда и прибыли 18 сентября.
Графиня с сотней своих воинов и слуг в течение первого дня пути сопровождала своих гостей и вернулась в замок только на следующий день.
Вести о гугенотских вооружениях обеспокоили двор, и король поторопился издать указ, обещавший королевское покровительство всем гугенотам, которые не примкнут к восстанию.
Но лишь только католики собрались с силами, последовала отмена всех эдиктов о веротерпимости и воспрещение всяких обрядов, кроме католических, под страхом смерти и конфискации имущества.
Католическое население городов очень обрадовалось этому эдикту; в Тулузе и в других местах образовались союзы для искоренения ереси протестантизма, именовавшие себя «крестовыми походами».
Но и для вождей гугенотов это очередное предательство короля было на руку, так как убедило самых мирных приверженцев новой веры, что им нет другого выхода, как взяться за оружие, а гугенотским представителям при иностранных дворах дало основание утверждать, что французский король намерен искоренить реформатство, в своих владениях, и что гугеноты вынуждены восстать ради самосохранения.
Прибытие адмирала в Ла-Рошель сразу одушевило всех гугенотов, которые энергично стали готовиться к военным действиям. Замок Лаваль был центром всей местности, в котором и должны были собраться все окрестные гугеноты. Было весьма вероятно, что католики попытаются напасть на него, и потому адмирал отклонил предложение графини послать своего сына с пятьюдесятью воинами для усиления гарнизона Ла-Рошели.
— К тому же я не сомневаюсь, — сказал он, — что королева Наваррская присоединится к нам, и мы скоро перейдем к наступательным действиям.
На третий день после отъезда Конде и адмирала, ранним утром в замок прибежал человек из Ниора с известием, что накануне городская чернь избила человек сорок гугенотов, а около двухсот человек заключили в тюрьмы.
Появилось опасение, что чернь, побуждаемая католическими священниками, пойдет громить гугенотов в окрестных деревнях.
— Следует попытаться помочь нашим братьям, — сказала графиня. — Франсуа, собери с Филиппом возможно больший отряд и поезжай к Ниору. Попытайся вывести оттуда всех гугенотов, а если встретишь буйствующих католиков, задай им хороший урок. Жаль, что мы не можем защищать наших братьев в городе, но с нашими силами немыслимо предпринять что-нибудь против укрепленного города.
Через четверть часа Франсуа и Филипп выехали из ворот замка в сопровождении шестидесяти всадников. Все знали цель поездки и ехали быстро, насколько позволяли силы лошадей.
— Не разделиться ли нам, Франсуа, на два отряда? — предложил дорогою Филипп. — Ты объедешь город слева и заедешь во все деревни по пути, а я справа, и за городом мы встретимся. При объезде деревень нам следует захватить всех знатных людей и патеров, призывающих чернь к резне, а имея заложников в руках, мы можем проделать то же, что в Тулузе.
— Великолепная мысль, Филипп! — воскликнул Франсуа. — Весьма вероятно, что черни сопутствуют в деревнях знатные лица города, и если нам удастся захватить их, то мы можем многого добиться. Только хватит ли на это наших сил; ведь нужно будет кому-нибудь «сторожить пленников?
— Не беспокойся, сил у нас достаточно, — возразил Филипп. — Дюжина хороших солдат разгонят какую угодно толпу. Условимся еще вот о чем, — продолжал он. — Если один из нас, объехав город, не встретит другого, то должен спешить навстречу, а может быть, и на выручку.
Приближаясь к Ниору, наши друзья встретили нескольких беглецов, сообщивших им, что чернь еще не вышла из города и что католики в самих деревнях хвалятся покончить с гугенотами. Находясь милях в двух от города, они увидели слева от него зарево пожара.
— Там уже принялись за дело! — воскликнул Франсуа. — Это моя сторона…
И он скомандовал своему отряду следовать за собой, приказав не щадить злодеев, за исключением патеров и предводителей. Филипп направился в другую сторону, отдав те же приказания своим воинам.
В первой деревне, в которую въехал отряд Филиппа, жители-католики толпились перед запертыми домами гугенотов. При появлении всадников все бросились бежать.
— Гоните их! — крикнул Филипп.-Бейте плашмя мечами.
Гугеноты тотчас отворили двери и окна и радостно приветствовали избавителей. Они сообщили Филиппу, что утром в церкви патер призывал католиков присоединиться к горожанам для избиения гугенотов. Патер и мэр тотчас же были арестованы и с петлями на шеях посажены на лошадей. Филипп предложил гугенотам выехать, если желают, в Лаваль, а поселянам-католикам приказал предоставить в распоряжение гугенотов лошадей и повозки для перевозки их имущества в замок.