Варфоломеевская ночь
Шрифт:
— Черт возьми, — пробормотал Монтгомери, — картина, которую вы нам нарисовали, поистине чудовищна, если не сказать — преступна…
— Вы сами сможете убедиться в правдивости моих слов, как только будет произведено покушение на жизнь адмирала. Но уж тогда не мешкайте. Мой вам дружеский совет: немедленно же под любым предлогом уезжайте из Парижа, так как повторяю, следующим будете вы.
— Но факты, мсье? Есть ли у вас факты, подтверждающие такую чудовищную измену?
— Как! Вам нужны еще и факты? Да разве вы не читаете по лицам наших придворных, которые шутят, смеются, обнимаются, пьют из одной чаши с теми, кого только вчера готовы были безжалостно зарезать как непримиримого врага? Разве сама атмосфера, воздух, которым вы дышите, бокалы, из которых пьете, не пропитаны отравой, не начинены ядом? Ужели вы всего этого не видите? Посмотрите кругом. Герцог Гиз раскланивается и непринужденно беседует с адмиралом, Месье уверяет Конде в дружеских чувствах, Таванн, этот непримиримый враг гугенотов, мило беседует с Телиньи, будто они знакомы, целую вечность или оба женаты на родных сестрах-католичках!..
— Это и нас тоже беспокоит, монсиньор. Вот почему не хочется ни пить, ни танцевать. Здесь пахнет изменой, но какой — никто не догадывается.
— Герцог Гиз подозрительно шепчется с придворными по углам, а потом они с выражением полнейшего счастья на лице отходят и начинают раскланиваться с гугенотами и пожимать им руки! Это о чем-нибудь говорит? Не хотят ли они усыпить вашу бдительность? Только что я заметил, как Гиз отправился куда-то вместе с неким Морвелем, заслужившим прозвище «королевского убийцы». Уж не готовится ли именно здесь очередное злодеяние? Думайте, господа, думайте и решайте, что делать, я предупредил вас об очевидной опасности, и этим исполнил свой долг. И последнее. Не огорчайте королеву-мать, делайте вид, будто вам ни о чем не известно и вы ничего не подозреваете, иначе она, поняв, что замысел проваливается, сразу же постарается ускорить его выполнение. Успокойте ее, старайтесь быть веселыми, такими, как все. Это отведет подозрения и даст время собраться и покинуть Париж, как я вам советую. Одно скажу на прощанье: будьте осторожны и подозрительны к каждому шороху у вас за спиной, помните, что при дворе французского короля Карла IX у вас нет друзей.
И он ушел в танцевальный зал, где продолжался балет. И тотчас к гугенотам, озадаченно глядевшим ему вслед, подлетела, будто пташки на пшено, стайка юных фрейлин королевы-матери; буквально вешаясь каждая избраннику на шею, они зачирикали, загалдели и потащили в танцевальный зал свои жертвы, которые, впрочем, не оказали им ни малейшего сопротивления.
Назавтра Генрих Наваррский давал праздничный обед, а вечером — торжественный бал, на котором все было так же, как и вчера, с той лишь разницей, что теперь никто не скучал, ибо у каждого, кто был приглашен, имелась постоянная подруга, которая не отходила от своего избранника ни на шаг.
Колиньи, выслушав тревожное сообщение, заявил, что все их домыслы — не что иное, как плод воображения, ни о каком предательстве он даже не мыслит. Король с матерью неизменно внимательны и предупредительны, а подозрения в неискренности двора основываются лишь на том, что мадам Екатерина от чистого сердца хочет мира в королевстве.
Генрих Наваррский заявил, что не видит причин для беспокойства, а потому остается здесь хотя бы для того, чтобы завоевать окончательно и бесповоротно сердце молодой жены, которое, с радостью сообщил он, начинает заметно оттаивать. Когда он полностью овладеет ее душой и телом, тогда и настанет время для того, чтобы покинуть Париж, как того хотела его покойная мать. Кстати, ему еще предстоит выяснить истинную причину ее смерти, и для этого он основательно изучит результаты вскрытия тела и черепа, опираясь на знания и ученость собственных медиков.
Конде прислушался к увещеваниям гугенотов и разделил их подозрения, а потому они все вместе долго думали, что им следует предпринять. Но тут явилась его возлюбленная — Рене де Шатонеф, и в ее объятиях юный принц тут же забыл, о чем ему говорили.
Лесдигьер с Шомбергом полностью разделяли опасения товарищей и советовали немедленно убираться из Парижа; что касается их самих, то они остаются, что бы там ни было, потому что не могут бросить короля.
Точно так же поступил и Матиньон, сказав, что останется с Конде, которому будет служить столь же верно, как и его отцу, и коли на то укажет перст судьбы, то он готов разделить участь принца, какой бы она ни была.
В среду двадцатого на улице Астрюс прямо перед Бурбонским дворцом было разыграно необычное представление. Здесь были Рай и Ад. В первом были католики, во втором — гугеноты. Последние вознамерились напасть на ангелов, представленных в лице Маргариты Валуа, принцессы Конде и герцогини де Гиз. Доблестные ревнители католической веры разгромили нечестивцев и опрокинули их в Тартар [21] , фосфоресцирующий огнями и исторгающий зловоние. В католиках все узнали короля, герцогов Анжуйского и Алансонского; побежденных гугенотов представляли Генрих Наваррский, принц Конде и их сторонники.
21
Тартар — наиболее темная и глубокая часть Аида.
День закончился, как и положено, праздничным ужином и танцами.
В четверг в Луврском саду разыгрывали сцену превращения Актеона в оленя [22] , роль которого поручили Конде. Первым атрибутом новоявленного оленя явились большие ветвистые рога, что намекало двору, но только не Конде, на историю обольщения его жены, Марии Клевской, герцогом Анжуйским. Смешно было всем, кроме гугенотов, начавших подозревать, что над ними смеются. Не смеялась также полуобнаженная Артемида, продолжавшая с серьезным выражением лица насылать колдовские чары на Конде. Через минуту на вновь обращенного оленя с рогами и копытами набросятся импровизированные собаки, которых представляли придворные, выряженные в собачьи шкуры с масками на лице и хвостами сзади, и с невольным созерцателем прекрасного тела Артемиды будет покончено под гром оваций католиков.
22
Миф об Артемиде и Актеоне. В наказание за то, что внук царя Кадма, юный Актеон, увидел ее во время отдыха, богиня Артемида превратила его в оленя с ветвистыми рогами, которого разорвали на куски его же собственные собаки.
Закончился этот день турниром, где воинственные амазонки, представленные королевскими братьями и другими защитниками католической веры, разгромили неверных турок, роли которых исполняли король Наваррский, принц Конде, Ларошфуко, Телиньи и другие гугеноты.
Разумеется, протестанты были не в восторге от интермедий, в которых, пусть и в шутливой форме, но их унижали. Неизбежный контраст сопровождал такого рода представления: смеющиеся лица католиков и хмурые, со сдвинутыми бровями, реформатов, затаивших в сердцах ненависть и обиду.
Глава 7
Как, будучи зрячим, быть слепым
В пятницу около одиннадцати часов утра после окончания Королевского Совета, на котором Колиньи вновь поднял вопрос об оказании помощи принцу Оранскому и собственным войскам, застрявшим в Монсе, адмирал отправился домой. Дом стоял на перекрестке улиц Бетизи, Монетной и Тиршап. Король вместе с Беарнцем и Конде остался в Луврском саду играть в мяч.
Каждый день ходил адмирал этим маршрутом — из дома в Лувр: улица Бетизи, потом перекресток с Арбрсек, далее Фосе-Сен-Жертье, затем, обогнув площадь Сен-Жермен Л'Оссеруа, по улице Пти-Бурбон — прямо к Луврским воротам. Теперь все повторялось в обратной последовательности. Какое-то прошение подали ему сегодня утром гугеноты, он вспомнил о нем только сейчас, когда подходил к своеобразному тройному перекрестку, образованному улицами Тизон, Фосе Сен-Жертье и Аверон. Справа от него — площадь перед церковью Сен-Жермен-Л'Оссеруа, и здесь, у бокового крыла церкви, приютился двухэтажный дом каноника Вильмюра, бывшего некогда наставником юного Гиза. И кто бы мог подумать, что на первом этаже этого дома сидит убийца с аркебузой в руках. Момент был удачный, праздничные дни закончились, гугеноты понемногу стали разъезжаться, — самое время претворить в жизнь дерзкий план, королевы Екатерины Медичи и семейства Гизов. Сам каноник отсутствовал, зная, кого он приютил там, внизу.