Варфоломеевская ночь
Шрифт:
— Король прав, — произнес Генрих Наваррский, подходя к Лесдигьеру, — и если действительно все так и обстоит, то мы оказались пленниками в его доме, а пленным, как известно, слуги без надобности. Спасайте себя, как сможете, и да будет с вами Бог. Пройдет время, и мы снова встретимся, но тогда уже не будет войны, и вы выполните до конца клятву, которую дали моей матери и которую сейчас вынуждены нарушить в силу не зависящих от вас обстоятельств. Я освобождаю вас от нее до того дня, когда вашей жизни уже не будет угрожать опасность и когда вы понадобитесь мне.
— То же скажу и я вам, Матиньон, — произнес Конде. — А когда волнения улягутся, я сумею найти вас и, смею вас уверить, у меня не будет друга вернее, чем вы. Прощайте, Матиньон, и вы, Лесдигьер! О нас позаботится король, а о вас — Господь. Уповайте на его милосердие, и да не оставит он вас благодеянием и убережет от несчастья своей десницей.
— Как же мы выйдем отсюда, — спросил Лесдигьер, — если кругом убивают наших братьев? О бог мой!.. Шомберг!!! — он повернулся к Матиньону. — Ведь они убьют Шомберга!
— Ты прав! Нам надо немедленно же идти спасать его!
— Это еще кто? — спросил король.
— Наш друг, сир. Он был когда-то католиком и служил коннетаблю Монморанси, но с тех пор как познакомился с подлостью и лицемерием, представленными в лице герцога Анжуйского, да простит мне эти слова ваше величество, он переменил веру и сделался гугенотом.
— Что ж, выручайте приятеля, и да поможет вам Христос. Признаться, я на свой страх и риск уже подумывал оставить вас здесь и запереть вместе с королем Наваррским и принцем, но теперь вижу, что вас не удержать. Я попробую позвать гасконцев, они католики и сумеют провести вас через замковые ворота.
И он собрался уже отдать приказание Крийону, стоявшему возле дверей, как вдруг они раскрылись, и в комнату вошла супруга Карла, габсбургская принцесса Елизавета в сопровождении фрейлин. Лицо ее было бледно, губы тряслись, дрожали руки, в которых она теребила платок.
— Государь! Что же это происходит во дворце?! Убивают людей, а вы ничего не предпринимаете!
Король лишь отмахнулся, как от назойливой мухи:
— Ах, оставьте, мадам, только ваших причитаний мне недоставало.
— Да неужели вы не можете прекратить эти зверства, ведь убивают беззащитных людей!
— Не могу, мадам.
— Но почему?
— Потому что я сам отдал такой приказ.
— Вы?!
— Да, я. Сегодня происходит очистка нации от скверны, сегодня вырезают опухоль, назревшую внутри государства, удаляют гнилостные члены, которые могут заразить весь организм.
— Я вас не понимаю, — пролепетала Елизавета, с ужасом глядя на супруга.
— Гугеноты — вот название болезни, мадам. А сейчас ступайте к себе, и молитесь о спасении душ убиенных, если только это вас заботит.
И он дал знак ее фрейлинам — иностранным девицам, приехавшим с ней. Они окружили Елизавету, и все вместе вышли, провожаемые хмурым взглядом короля.
К неудовольствию Карла, его супруга сочувствовала реформатам.
Едва они удалились, как сквозь раскрытые двери вбежала Марго, а следом — нет, не вбежали, а ввалились — два гугенота, все в крови с головы до ног, с резаными и колотыми ранами на теле.
— Д'Арманьяк! — воскликнул Генрих Наваррский.
— Миоссен! — изумился Конде.
— Король, брат мой! — вскричала Марго. — Сжальтесь над этими двумя, если это в вашей власти! Они бросились к моим ногам, умоляя спасти их жизни! Я не могла позволить растерзать их тела на моих глазах и остановила банду убийц, закрыв несчастных собою. Меня назвали королевой еретиков и попробовали отобрать у меня свои жертвы, но вмешался Клермон-Тайар, с его помощью я и добралась сюда, скользя в крови и перешагивая через трупы, которыми устланы коридоры Лувра.
— Кто посмел попытаться коснуться тела сестры короля Франции?! — заорал Карл, и глаза его налились кровью. — Кто?! Назови мне имена!
— Одним из них был Морвель, других я не знаю.
— А, наемный убийца королей! Мало того, что он не сумел подстрелить адмирала, так посмел еще и ослушаться приказаний моей сестры! Я прикажу повесить мерзавца, какие бы подвиги во славу веры он ни совершил нынешней ночью!
Д'Арманьяк и Миоссен бросились к королю Наваррскому и упали к его ногам:
— Сир! Убивают наших братьев! Везде и повсюду трупы, кровь льется ручьями, течет по этажам и лестницам и стекает во двор! Убивают даже женщин! Правосудия, государь! — теперь они повернулись к Карлу.
— Оно в руках господа, — ответил король и перекрестился. — Не надо было устраивать заговоров против короля и никто бы вас не тронул.
— Клянемся жизнью, сир, что мы не устраивали никаких заговоров, у нас даже и в мыслях такого не было!
— Спросите у господ Гизов, они вам скажут. Теперь уже поздно что-то менять.
Они снова повернули окровавленные лица к наваррскому королю:
— Убит Шарль Лаварден, ваш гувернер, а ведь мы вместе ехали в Париж на вашу свадьбу; убит Бовуа, Пардальян, де Пон… убиты все! А сейчас католики отправились к адмиралу и его зятю…
— Пощадите этих несчастных, брат, — взмолилась Марго, — нет моих сил смотреть на их страдания!
— С таким же успехом ты могла бы просить за всех казненных! — крикнул ей в лицо Карл. — Этим, выходит, повезло; а те, просто-напросто, не напоролись на тебя в коридорах Лувра.
Тем временем Миоссен упал, не в силах больше стоять на ногах, видимо, и раны были серьезны. Д'Арманьяк хотел помочь подняться, но, обессиленный, упал на него. Их кровь, смешиваясь, текла по полу прямо к ногам Карла.