Варфоломеевские ночи
Шрифт:
Лени знал восемнадцать иностранных языков! Ни Наполеон, ни римлянин Юлий Цезарь, ни русский полководец Кутузов и в пятки не годились кривоногому узурпатору Ленину! Если бы кто осмелился поведать эпизод, когда Ленин свыше десяти лет, проживший за границей, не мог объясниться с продавщицей на французском языке в магазине при покупке хлеба, был бы повешен или расстрелян в период советской власти.
Ленин был отцом всех детей и всех обездоленных. Никому и во сне не могло присниться, что боженька, по приказу которого были повешены и расстреляны, замучены в концлагерях миллионы безвинных взрослых, а дети остались сиротами, и есть тот самый мудрый и великодушный Ильич. Большевики стерилизовали нацию. Им это удалось, благодаря своему учителю.
Но вернемся к вождю.
Он запаниковал, затосковал и уже готов был
– Что хмурый такой и сонный, как муха?
– спросил Ганецкий и положил горячую ладонь на холодный лоб вождя мировой революции.
– Да вот ничего не выходит, а точнее выходит то, что ничего не выходит. Революция идет на спад, мы никому не нужны и вскоре станем жалкими эмигрантами, вот что выходит. Ты газету принес, что там?
– Кое-что, кое-что, прочитай. Наш брат по крови Гельфанд Израиль по кличке Парвус написал кое-что.
– Этот Парвус, этот Гельфанд, он хочет подмочить мой авторитет в партии, я давно это заметил. Я этого не допущу. Как бы его убрать с дороги, Фюрстенберг, подскажи. Повесить, расстрелять? Это мог бы сделать Коба-Сталин, вызови его, Якуб. Ну что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? вызови его и все тут. Дай ему десять тысяч и дело с концом. А если мало, то дай двадцать. Денег у тебя...около миллиона.
– Зачем убирать? подружись лучше с ним. Ты этого Апфельбаума куда подевал? Он же писал произведения, подписывая их твоим именем.
– Зиновьева что ли? Он мне надоел. Отправил его в Париж, пусть проветрится. Все, Ганецкий, уходи. Устал я. Подремлю, потом прочитаю эту газетку. Что там думает этот твой Парвус.
– Ты Парвуса не трогай, он сделает для тебя то, что ни один еврей в мире не сделает: он предоставит тебе власть на блюдечке с голубой каемочкой.
– Пошел вон, Ганецкий. Ты тоже мне уже надоел. Все вы мне надоели, и все надоело. Вождь мировой революции гневается.
Едва Ганецкй (Фюрстенберг) плавно закрыл за собой дверь, Ленин раскрыл газету и замер от неожиданности..., там светился план будущего Октябрьского переворота 17 года. Мудрый этот Парвус, черт возьми. Но Ленин в этом проекте значился только как второстепенная личность. Это его задело. Но то, что было в этом плане, пригодилось Ленину очень кстати. Он стал переделывать этот план на свой лад.
"Пролетариат не может нанести классового удара своему правительству, не может протянуть руку своему брату-пролетарию "чужой", воюющей "с нами" страны, не совершая "государственной измены", не содействуя поражению, не помогая распаду "своей" империалистической "великой" державы", - доказывал он с пеной у рта довольно путано. Это было как раз то, что потом Парвус донес в Германский генеральный штаб. И там согласились на сотрудничество с изменником своей страны России Лениным, Парвус запросил пятьдесят миллионов золотых марок. Кайзер Германии Вильгельм утвердил этот проект. Правда, Германии пришлось увеличить эту сумму до ста миллионов золотых марок, когда всем стало ясно, что Ленин слов на ветер не бросает, что Россия как великая страна терпит поражения не только на фронтах, но она разваливается изнутри при помощи коммунистов-террористов, что германские золотые марки могут хорошо работать.
Государственная измена для Ленина была несуществующим понятием. Ради победы революции и захвата власти он был готов на всё. Он с великой радостью заключил договор с германской разведкой и стал с ней сотрудничать. Он стал немецким шпионом и начал даже получать зарплату. Нет смысла приводить многочисленные документы, до сих пор хранящиеся в архивах, которые свидетельствуют о том, что Ленин был немецким шпионом.
Первая мировая война внесла существенные коррективы в жизнь и дальнейшую судьбу Ленина и его камарильи. Война это - кровь, страдания, победы и поражения. Кому как не ему, безнравственному будущему вождю многострадального народа, это известие о войне - бальзам на душу. И тут родившаяся идея - о поражении России в этой войне, не могла успокоить его буйную натуру. Он даже про Инессу забыл. Его партия выступит с таким заявлением, пусть знают воюющие стороны, что большевистская партия за поражение своей Родины России в этой войне. Когда Россия будет положена на лопатки, можно будет захватить власть и превратить империалистическую войну в гражданскую.
Германские войска имеют успех на русско-германском фронте, затем русские войска теснят немцев. А почему бы не воспользоваться этими переменами в интересах мировой революции? Что, если поставить Россию на колени, разложить ее армию изнутри, свергнуть царя и захватить власть? А немцы, в знак благодарности, выделят средства, ибо кто может помочь осуществить гениальный замысел? Конечно, Германия. Германия должна победить Россию и большевики окажут ей в этом неоценимую услугу.
Ленин не спал две ночи и составил план, (на основе плана Парвуса), которому суждено было осуществиться. Он собственно только ставил лишние запятые, да усиливал предложения повторением одних и тех же слов. Он украл у него этот план, так же как потом украдет лозунг эсеров: Мир - народам, земля - крестьянам, фабрики и заводы - рабочим.
В этих условиях встал вопрос: кто должен осуществить план Парвуса - сам Парвус или он, Ленин? На кого сделать ставку? На Парвуса? нет! где этот Парвус? Где Ганецкий, подать Парвуса и Ганецкого! Надо договориться. Ставка должна быть поставлена на него, на Ленина!
Ганецкий прибежал, а Парвуса днем с огнем не отыскать.
– Загордился, каналья. Судить его революционным судом, как ту проститутку, которая осмелилась оскорбить вождя мировой революции, то есть меня.
– Владимир Ильич, - дрожащим голосом произнес ФюстернбергГанецкий, видя, как увеличиваются желваки, как разглаживаются морщины на лице Ленина и выходят глаза из орбит.
– Парвус собирает деньги с театров, которые ставят пьесу Горького "На дне" в Германии. Горький дал такое распоряжение, он хочет помочь мировой революции. Двадцать процентов получает автор пьесы, двадцать Парвус, а остальные он приносит в партийную кассу, я вам уже говорил об этом. Максим Горький ваш друг, он друг мировой революции и мой друг. А вы хотели его за это повесить..., в знак благодарности, так сказать. То есть, я имею ввиду Правуса, нашего добытчика, спасителя революции.
После удачно высказанной мысли, Ганецкий стал приглаживать пейсы, а когда он приглаживал пейсы, Ленин уже знал: Ганецкий хочет пить, у него пересохло в горле.
– Ты не понимаешь шуток, Ганецкий! Мы с Горьким отдыхали на Капри и спорили, спорили. Он требовал, чтобы партия называла Маркса его настоящим именем Мордыхай, а я возражал. Маркс - это почти мир, а Мордыхай - паршивый еврей, ты понимаешь это, Ганецкий? Все мы евреи, но евреи умный народ, не то, что русские дураки. А посему любой еврей может носить фамилию, какую хочет. Вот ты, Фюрстенберг, польский еврей, а носишь фамилию Ганецкий, чисто польскую. Ты вроде поляк, а внутри еврей. И я еврей, к сожалению, русский еврей Ленин. Мать советовала взять фамилию чем-то напоминающую еврейскую к примеру Ленибург, Ленинштейн, но я не согласился. А Пешкову я говорил: Максим, ты вовсе не Горький, а Пешков, почему так?
– Это от горькой жизни. Жизнь у меня была горькая, вот я и стал Горький, - выдал мне Максим. Ну, да черт с ним. Я смотрел его книгу "В русской Бастилии во время революции". Так себе, дрянь. Я хотел его пожурить за то, что он ни одной моей книги не прочитал, а потом раздумал. Горький, он туповат, ничего не поймет, ни одной моей гениальной мысли. Яша, а ты хочешь пить, возьми рюмку морсу, но не больше, скромность прежде всего, ну еще одну можно, пусть уж до трех, надеюсь, ты компенсируешь. Ганецкий, расскажи о Парвусе, кто он, откуда, где и когда родился. Я хочу дать ему деликатное поручение. Когда ты его выследишь, притащи за шиворот этого пса, у нас должна состояться встреча тет-а-тет, я сразу определю, чем он дышит. А теперь слушаю тебя. Рассказывай, да поподробнее. Не изменник ли он, не прохвост ли? Хотя, пусть будет и прохвост, лишь бы не изменник.