Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
Шестнадцатого октября 70-я армия форсировала Эльбу своими передовыми частями в самом устье, через день дотянулась до Любека и остановилась, вцепившись в город железной хваткой. Попов предпочел потерять день, дожидаясь отставшие на марше части, но не поворачивать на север к Килю без надлежащего превосходства в силах и разведки. Слишком велик был риск нарваться на встречный удар свежих немецких частей – как совсем недавно нарвалась 48-я армия.
Развернутые фронтом на север армии Говорова, Еременко, Черняховского и Баграмяна дожимали отрезанную группировку, состоящую из 21-й немецкой армии, корпусной группы «Свинемюнде» и ошметков всякого фронтового мусора, включая последние остатки голландских и эстонских эсэсовцев. Масштабы развернувшейся бойни приблизились к советским поражениям сорок второго, почти зеркально повторив ситуацию: шарахающиеся взад и вперед массы пехоты, лишенной воздушной поддержки и разведки, непрерывные бомбежки мостов и переправ, штурмовки колонн, давящие людей танки передовых русских частей. И к этому – отсутствие приказов, отсутствие горючего, отсутствие всякого понимания масштабов происходящего.
Немецкий флот проявил исключительную и редкую настойчивость, пытаясь хоть как-то облегчить положение своих прижатых к морю войск. Эвакуация оторвавшихся от преследования подразделений, персонала военных и гражданских администраций, просто мирного населения, внезапно осознавшего реальность русского нашествия, – все это легло на корабли и суда кригсмарине. Крейсера, эсминцы и миноносцы, расстреливающие свой боезапас по наступающим русским войскам, сумели несколько снизить давление авиации на порты погрузки и конвои на переходе, но несколько случаев успешных торпедных атак советских подводных лодок и катеров привели к огромным людским потерям.
Немцы снова активизировали авиацию, но было видно, что та уже находится при последнем издыхании. Большая часть потерь ВВС РККА в эти дни приходилась на действия немногочисленных пар «охотников» из состава чертовых «зеленых задниц» [80] , бороться с которыми было практически невозможно. Это приходилось принимать как неизбежное зло, и, несмотря на все попытки плотно прикрыть небо в прифронтовой зоне, для десяти-пятнадцати экипажей в день слова Wir greifen аn! [81] были последними, которые они слышали в жизни. Впрочем, в ответ однажды удалось поймать и знаменитого «охотника» Хафнера, звено которого целиком было уничтожено «яками» в свалке, положившей конец его карьере везунчика [82] .
80
Прозвище немецкой истребительной эскадры JG-54 Grunhertz, носившей до 1944 года на фюзеляжах изображение зеленого сердца.
81
Мы атакуем! (нем.)
82
Обер-лейтенант Антон Хафнер, 204 воздушные победы, одержанные в Африке, на Западном и Восточном фронтах.
На фоне всего этого перед советским командованием одна за другой вставали тысячи проблем, которых не было раньше. Если будет новая война, как к ней готовиться? Что будет с Дальним Востоком? Как бороться с тысячами четырехмоторных бомбардировщиков? Если подвешивать к перехватчикам «эрэсы», как делали в начале войны, то это резко ухудшит их летные данные, и они не смогут эффективно противостоять истребителям прикрытия. Значит, нужно смешивать в атакующих порядках собственно ударные машины и те, которые будут их защищать.
Немалое число торпедных катеров, используемых флотами, были американской постройки – значит, если американцы перебросят в Европу свои собственные, их надо будет как-то различать. Если война начнется неожиданно, то их авиация настолько плотно перекроет все проливы, что эскадре вырваться в открытые моря будет невозможно, – значит, нужно выходить до официального начала этой фазы событий. Причем идти вдоль берегов, откуда действуют еще и германские бомбардировщики, субмарины, шнелльботы.
Если бы страна могла строить линкоры на севере! Но об этом не приходилось и мечтать. Верховный и Ставка давили на Говорова, который вступал в Данию буквально на цыпочках. Нужно было в быстром темпе перебрасывать на захваченные прибрежные аэродромы свою авиацию, переводить тральщики и начинать чистить фарватеры, которыми советские моряки не ходили несколько лет. Существовал Кильский канал, но бомбежки превратили его в цепочку вытянувшихся с востока на запад грязных мелких луж, шлюзы лежали в руинах. Нужно было кончать с немецкой 21-й армией и вырываться к Голландии и Скагену, чтобы уже на новых позициях, максимально отдаленных от родных городов, встречать гостей, подходящих к раздаче пирогов.
Все это требовало совершенно разных решений, обстановка менялась со сказочной быстротой, и реакция обычного человека просто не могла за ней поспевать. Единственный плюс заключался в том, что принципы управления западных держав придавали им такую инерцию, что на резких поворотах истории они не могли достаточно быстро отвечать на смену этой обстановки и теряли темп.
Немецкие части в Дании продержались два дня, их даже не пришлось сбрасывать в море. Осознав бесполезность попыток удержать русских на аккуратных датских равнинах, немцы отвели свои войска с полуострова, перебросив на запад все боеспособные корабли с Балтики. Базирующиеся теперь на Борнхольме и в Заснице части советской морской авиации совместно с катерами добили несколько отставших миноносцев и тральщиков, после чего в море наступило относительное затишье.
Датчане встречали освободителей цветами. Сохранившиеся за годы оккупации нетронутыми потрясающей, невиданной красоты города были заполнены тысячами людей. Выстроившись по обеим сторонам улиц, по которым грохотали траки идущих на север облепленных десантом танков, датчане с воем восторга размахивали красно-белыми и просто красными флагами.
Это была первая после Польши страна, освобожденная Красной армией, и первая, не выглядевшая так, будто ее двести лет топтала монгольская конница. Свинина и пиво подавались на стол в каждой расквартированной части, зализывающей раны после боев за Киль и Гамбург. Датские полицейские, снова щеголяющие с оружием и национальными эмблемами, отдавали честь русским регулировщицам в невиданных здесь ватниках, проталкивающим через их города колонны наземных служб авиации и флота.
Это было настоящее счастье, это было братство. На призывных пунктах формировались роты добровольцев для помощи братским народам Голландии и Норвегии, стонущим под тевтонским каблуком. Русские офицеры радостно хлопали по плечам молодых датских офицеров с двухцветными эмблемами на плечах. В составе Красной армии были эстонские части, были литовские, почему бы не быть и датским? Польские армии дрались южнее, но и им никто не запрещал носить свою форму и отдавать команды на своем языке.
Маленькая Дания не могла выставить армию, но за честь государства готовы были постоять тысячи молодых и горячих юношей, желающих отплатить бошам за унижение своей ни в чем не виноватой страны. Королевский датский корпус в составе двух дивизий, Зееландской и Ютландской, был сформирован исключительно из добровольцев. Он номинально вступил в подчинение 8-й армии генерала Старикова уже двенадцатого октября, хотя в нем еще не было ни оружия, ни формы, ни техники.
Многие советские офицеры с некоторым напряжением ожидали репрессий, арестов членов королевской семьи, священников, лавочников, но ничего этого не было. Нет, несколько дюжин коллаборационистов, не сумевших сбежать с хозяевами и замаранных в борьбе с подпольем, были повешены при большом стечении народа. И хотя некоторая часть местного населения считала, что это, может быть, все же слишком сурово, никаких претензий быть не могло. Каждое такое дело разбиралось при активном участии датских гражданских судебных органов и велось вполне достойно, без всякого давления с советской стороны.
В общем, Дания отделалась от войны сравнительно легко. На ее земле не было каких-либо масштабных боев, попытки датской регулярной армии к сопротивлению тевтонам были чисто номинальными и воспринимались немцами именно так: сдающиеся части получили официальные, положенные по протоколу почести, и на этом кампания 1940 года закончилась.
Отсутствие значительной, по европейским меркам, армии и весьма слабое сопротивление позволили тогда Дании избежать опустошающих бомбежек; больших попыток создать партизанское движение тоже не наблюдалось, что было вполне объяснимо. Теперь освобожденная страна могла продемонстрировать свою благодарность советским воинам и делала это со всей искренностью.