Варькино поле
Шрифт:
Одна лишь жена барского садовника Маруська Чебакова, женщина лет сорока, не участвовала в этой вакханалии, а бережно прижимала к груди сорванную в красном углу барского дома икону Божьей Матери, то и дело молилась на ходу, осеняя крестным знамением свой лоб, беснующихся сельчан и красноармейцев. Брала на себя все грехи обезумевшей толпы, замаливала их. Но никто не замечал ни этого жеста доброй воли, не внимали её молитвам. Души и сердца односельчан сейчас были заняты прямо противоположным деянием – греховным.
Люди не могли поделить между собой награбленное, сворованное, рвали друг другу волосы, избивали в кровь, дрались за чужое имущество. Всё, что могли поднять, катить, нести – всё тащилось, уносилось с алчным выражением некогда добрых лиц, будто вот-вот наступит конец света, и добытое с барской усадьбы страшным способом добро спасёт этот оголтелый, забывший святое люд. А может, подспудно понимали, что, совершая вот такие неблагодарные, неблаговидные, презренные, аморальные, чуждые христианской морали и нравственности поступки в отношении своих работодателей и благодетелей, в отношении близких им людей они и приближают этот же конец света? Кто знает… Но Дубовка словно сошла с ума, у всех до единого жителя, чувствуя безнаказанность и вседозволенность, вскружились головы. Забыли напрочь всё! Из преисподней людского нутра явились миру самые низменные, самые греховные человеческие пороки. Будто не было тысячелетнего христианского развития Руси, Божьих наказов «не убий, не укради». Проявились вдруг звериные инстинкты, граничащие с потерей контроля над собой, как над существами разумными, мыслящими, православными, крещёными…
А имение горело. Горели овины, амбары, стоящие в отдалении рига и конюшни горели тоже. В одно мгновение исчезало с лица земли то, что строилось, возводилось родом Авериных веками, оставляя после себя кучки золы, пепелища. Вокруг бесновались сельчане, но не тушили пожар, не спасали, а носились, бегали, орали от чего-то, будто племя дикарей, доселе неведомых науке, исполняющих первобытный танец смерти вокруг ритуального кострища…
Лишь обгоревшие, опалённые жарким пламенем деревья поникли, склонив почерневшие кроны в глубоком трауре, да деревенская юродивая девка Полька плакала от чего-то, стоя на коленях посреди сельской улицы, пересыпала между пальцев песок.
На время грабежа о пленниках забыли.
Глава вторая
Комната Вареньки выходила окнами на восток, на Пескариху.
Сегодня она проснулась чуть раньше: ещё с вечера решили с мамой, что с утра пойдут на речку, искупаются. Она страсть как любила ходить купаться с мамой. Каждое лето, если девушка была в Дубовке, всегда ранним утром бежала на омута. Это только на первый взгляд омута на Пескарихе страшны. На самом деле просто там глубокое место, где можно понырять, поплавать. В основном река-то меленькая. Как шутят местные жители: «курица вброд перейдёт». Так оно и есть. А вот омута-а… Да, глубоко. И река там немножко шире. Дно песчаное, твёрдое, и у берега мелко. Это на середине глубоко. Так глубоко, что девушка немножко боится той глубины и старается быстрее вернуться к берегу. А вот мама даже ныряет там, как мальчишка!
Надо успеть, пока это место не заполонила деревенская детвора. Правда, и Серёженька вчера тоже просил взять его. Обещал клятвенно, что на глубину заходить не станет, а будет плескаться у бережка, на песочке.
– А не стыдно будет кавалеру купаться вместе с дамами? – поинтересовалась за столом мама.
– Так вы же родные, свои дамы! – искренний ответ ребёнка развеселил сестру и маму.
– Да я отвернусь, – попытался исправиться мальчик, чем ещё больше рассмешил дам.
– Так и быть, возьмём, – великодушно разрешила Евгения Станиславовна. – Но при условии, что поднимешься утром без нашей помощи и не станешь лезть на глубину.
Радости ребёнка не было предела!
– Ты все же, Варенька, по утру постучи мне в дверь, так я и встану, – на всякий случай попросил сестру. – С тебя не убудет, ничего не станется, а мне приятно сделаешь. Я вас с мамой потом научу раков ловить на речке.
– Ох, и хитрый ты, братец! – девушка поцеловала мальчика, поправила одеяло, загасила свечу, удалилась из детской спаленки, где она укладывала брата спать, читала Серёжке перед сном книгу.
Варенька ещё немного полежала на кровати, потянулась, кинула в очередной раз взгляд на солнечный луч: пока она нежилась, он сместился со стенки и уже был готов вот-вот перекинуться к ней на постель. Пора!
Она решила понежиться ещё чуть-чуть, самую малость, но её насторожили голоса у дома. Быстро вскочила. Подбежала к окну, успела заметить, как грубо сбросили маму с крыльца, как толпа людей сомкнулась над ней, упавшей, услышала мамин сдавленный крик. И всё поняла!
Первым желанием было броситься на помощь маме. Уже сделала несколько шагов к выходу, но вдруг жаром обдало: Серёжка?!
Не раздумывая, девушка кинулась в соседнюю комнату, в спаленку брата. Ребёнок спал, скрючившись под одеялом. Рядом, у изголовья, лежала подаренная вчера сабелька.
– Серёжка, вставай! – звенящим шёпотом потребовала Варенька, сдёрнула одеяло.
К счастью, мальчик тут же открыл глаза, улыбнулся сестре.
– Уже пора на речку?
– Молчи! Молчи, мой маленький! Вставай, вставай, прошу тебя! – она тормошила брата, силой подняла, опустила на пол. – Бежим, бежим, Серёженька, бежим! Беда! Беда страшная! Бежим, миленький!
А сама уже открывала окно в детской спальне, подталкивая к нему брата.
Вскочила на подоконник, протянула руки ребёнку. На удивление, он ничего не спрашивал, исполнял все требования сестры. Серёжка тоже услышал устрашающий ропот у стен дома и всё понял. Мальчик присутствовал при всех взрослых разговорах и понимал немножко больше, чем того требовал его возраст. Он был очень способным ребёнком… Смышлёным…
Подбежал к окну, подал руки, но потом вернулся обратно, схватил сабельку. Ещё через мгновение брат и сестра спустились в сад и бегом направились на омуты, подальше от имения, от деревни…
Когда загорелся их дом, было желание сбросить с себя наваждение. Ей ещё казалось, что она бредит, и вот эта жуткая картина касается не её, не маленького Серёжки, не мамы, которую увели неизвестно куда, а отголосок какой-то страшной, нереальной картинки из непрочитанной ещё книжки. Какое-то время ей представлялось, что вот сейчас, сию минуту она захлопнет страницу, и кошмар кончиться, всё встанет на свои места, будет, как раньше: мир, покой, радость от встреч, лёгкая грусть от разлук, трепетная надежда на скорое свидание. Однако реальность требовала от девушки не переживаний, а решительных действий.
Она видела, как варварски растаскивалось и грабилось имение; как уводили маму, издеваясь и унижая её; как мир встал с ног на голову.
Шоковое состояние проходило, на смену ему надвигались осознание жестоких реалий, трезвая рассудительность занимала место в юной девичьей головке: надо действовать! Ей ещё никогда не приходилось бывать в таких ужасных обстоятельствах, брать на себя сколь ни будь тяжкие обязательства. Но весь уклад прошлой жизни уже шёл навстречу девушке, подвигал на единственно верное решение: спасти Серёжку!