Варвары
Шрифт:
— Чего уставился? — вдруг спросил Нидада.
— Вижу, каким ты станешь, — мрачно объявил Книва.
— Воином! Великим воином! — Нидада запрокинул лицо вверх и закружился на месте.
Книва резко отвернулся. Взгляд упал на другую голову, лежащую в траве. Книву вдруг вырвало желчью — не ел два дня. А Нидада, глядя на него, зашелся от хохота.
До села уже рукой подать было, когда ветер задул. Книва с Нидадой сперва не обращали на это внимания. Это даже приятно было — ветер нес прохладу разгоряченным
А ветер все усиливался. Теперь он налетал порывами. Ветер дул сбоку. И оттуда же по небу наползали, громоздясь, темно-серые горы туч. Донесся тяжелый раскат грома.
— Гроза идет, — пробормотал Нидада.
Книве уже тогда показалось, что неспроста все это.
Гроза застигла их в поле, что тянется от реки в сторону квеманских земель. Дождь то падал сплошной стеной, то вдруг бил в лицо колючими струями. Небо раскалывалось от молний, которые Доннар, ярясь, бросал на мир.
И они опять бежали. Бежали из последних сил.
Поверхность реки вздувалась пузырями. Книва с Нидадой добежали до брода, потом никак не могли выбраться на берег. Ноги скользили. Несколько раз они съезжали с глинистого откоса, пока наконец сумели выбраться наверх. Книва даже испугался, что унесет река. Время запретное, а они даже подарка водному богу не сделали… Однако ничего, выбрались.
В селе разделились. Нидада — в хибарку свою, Книва — домой. Добежал, ввалился в дом мокрый, весь перемазанный в глине.
— Ай! — вскрикнула Рагнасвинта, сестра Книвина. Остальные тоже уставились.
— Где был? — сердито спросил Фретила.
Книва без сил упал на чурбан перед очагом. Квеманскую голову за волосы вверх воздел, ухмыльнулся во весь рот…
Глава третья
Книва. Нечистые
К ночи буря усилилась. Книва с Нидадой жались к огню, вслушиваясь в раскаты грома и то и дело оглядываясь на шкуру, прикрывавшую вход. Подбитый глаз Книвы заплыл, превратился в щелочку. И спина болела. Там, где приложился березовый сук.
Фретила, отец, как только квеманскую голову увидел, аж с лавки подскочил. И сразу — кулачищем Книве в морду. А потом за волосы хвать — и выкинул из дома прочь, во двор. И сам следом выскочил, сук прихватив. И суком этим так Книву отходил… А-а! Разве в этом дело!
В том дело, что Книва нечист. И Нидада нечист. И, хуже того, через них нечисть в село прийти может. Потому, если ныне в селе случится что недоброе, то Книву с Нидадой убьют.
Вот тебе и подвиг. Эх, было б на Книве с Нидадой воинское посвящение, тогда и впрямь был бы подвиг. Тогда бы им почет оказали. Как героям. Воинское посвящение нечисть отваживает. А коли нет его…
Как они раньше об этом не подумали?!
О том, как и кого убили, Книва признался не сразу, а лишь у Хундилы-старейшины на подворье. Его туда отец Фретила с братом Сигисбарном
И били там Книву с Нидадой нещадно. Только буря не стихала.
И сказал Хундила, что теперь вся нечисть, что на квеманском озере собиралась, в село придет. Потому что Книва с Нидадой ей путь показали.
Отныне они не могут входить в дома. Не могут ходить там, где люди ходят. Отныне они могут лишь сидеть в доме у Нидады. И дом этот отныне тоже нечист.
Если этой ночью нечисть заберет их жизни, дом сожгут. И новый строить на этом месте не станут. Так Хундила сказал.
Квеманские головы тоже здесь.
Книва боялся смотреть в их сторону.
А души квеманов снаружи теснятся. Их крики даже сквозь шум ветра слыхать. Громко кричат мертвые квеманы, отомстить жаждут.
Книва с Нидадой тоже уже почти мертвые. Нет у них больше рода. А без рода человек — что отрезанная рука. Гниет, и черви ее едят. А люди смотрят с омерзением. Отныне Книва с Нидадой тоже отрезаны.
Если примет род нечистого человека, то сам станет нечист и сгинет. Оттого род Фретилы отверг того, кого люди Книвой звали.
Ахвизра-дружинник, брат Нидады, еще ничего не знает. Но его род тоже Нидаду отвергнет. Ахвизра и отвергнет. И тем свой род почти что убьет. Оттого что весь род Нидадин — сам Нидада да Ахвизра. Но Ахвизра это сделает, а как иначе?
Книва знает: об этом сейчас думает Нидада, вжимая голову в плечи. О том, что Ахвизра сделает. И боится. А чего бояться? Может, и до утра не доживет Нидада.
Хундила-старейшина хотел вообще их изгнать из села. Травстила-кузнец вступился. Сказал: заприте пока нечистых в хижине у Нидады. Если ночью пожрет их нечисть, то, глядишь, и отступится от села. Травстилу в селе слушают. Травстила тайное ведает, с Овидой-жрецом дружбу водит. Кузнец потому что.
Пинками и палками Книву погнали сюда. И Нидаду тоже.
А попозже внутрь еще старый горшок кинули. С углями. Угли те Травстила из кузницы принес. Нечисть огня из кузницы жуть как боится.
Травстила хотел помочь. Он всем в селе помогает.
— Дрова догорают, — пробормотал Книва. — Огонь гаснет.
— Дрова снаружи, — отозвался Нидада. — Я туда не пойду.
— Я тоже… — Книва вздохнул. — А ведь мы и озеро осквернили, и реку, — сказал он. — Когда на пути обратном нечистыми в нее вошли. И подношения не дали.
— Так ведь не было у нас ничего, — еле слышно прошептал Нидада. — Слышь, давай сбежим поутру.
Книва не ответил. Не дадут им сбежать. Дурак Нидада, неужели не понимает? И он, Книва, дурак, что с Нидадой связался.
Они сидели и смотрели, как угасал огонь. Тьма надвигалась из углов дома, протягиваясь к ним. Снаружи стонали и кричали убитые квеманы. В дом проникнуть хотели.
Вдруг страшный скрипучий крик перекрыл звуки бури. Голод в нем слышался и нечеловеческая ярость.
Нидада заскулил от ужаса.