Варяги и Русь
Шрифт:
— Он? Чем же он может пригодиться?
— Он был князем своего племени.
— Так что же?
— Как что? Отец договорился с печенегами и венграми. С ними вместе он пойдёт на Дунай завоёвывать болгарское царство.
— Так при чём же тут этот печенег?
— Он приведёт с собой и своё племя...
Прастен махнул рукой.
— Много их таких, как он. Племя, у которого он был старейшиной, давно, поди, позабыло его.
— Он сказал, что вместо него старейшиной
Прастен не ответил.
— А силён же старик Андрей, — сказал Владимир, — рука у него по-прежнему крепкая?
Отец Зыбаты вспомнил, как остановил его Андрей, когда он бил беззащитного печенега. Сердце его вскипело опять начинавшим было утихать гневом.
— Пусть он погибнет, этот враг, — закричал Прастен, — и ты, княжич, если только уважаешь меня, перестань говорить об этом старом негоднике!
Княжич, недоумевая, взглянул на воеводу.
— Чем же он негодник?
— Он — злой колдун.
— Ты это откуда узнал?
— Знаю я... Вижу все! Чаровник!
— Между христианами, — вступился молчавший дотоле Зыбата, — нет, отец, колдунов.
— -Нет? Ты думаешь так?
— Да! Их Бог запрещает им прибегать к злым духам.
Лицо Прастена покрылось пятнами.
— Уж не хочешь ли ты стать христианином? — закричал он, задыхаясь от ярости, — так помни же моё слово: хоть ты и сын мне, а я тебя, вот, своими руками задушу, если только осмелишься ты пристать к христианам... А до этого кудесника я доберусь... Правду он сказал, встретимся мы ещё с ним... Только будет он проклинать эту встречу...
Зыбате припомнился утренний разговор, и ему вдруг стало страшно. Юноша знал, что его отец неукротим в гневе. Молча они добрались до Днепра и переправились на ту его сторону, где был Киев.
— Я к князю Святославу провожу княжича, — сурово сказал Прастен сыну, — а ты отправляйся домой да не смей у меня и думать более об этом христианском колдуне.
Зыбата ничего не сказал отцу. Он простился с Владимиром и вместе с Улебом отправился домой.
— А неукротимый человек твой отец, — сказал вдруг Улеб.
— Да, Улеб, — вздохнул Зыбата, — я теперь сильно боюсь за Андрея... Вижу, что отец что-то задумал.
— Я тоже подумал. Не хотел бы я быть на месте этого христианина.
— Отец не простит ему.
— Где же простить? Не таков твой отец, чтобы прощать.
Приятели помолчали.
— Улеб, — вдруг сказал Зыбата. — Давай не пойдём с Святославом на Дунай.
— Это как же так?
— Да так. Не пойдём, вот и все!
— Что же делать-то мы будем?
— С князем Владимиром пойдём. Он нас с большой охотой в свою дружину возьмёт.
— Поразмыслить об этом надобно. Признаться, я бы тоже лучше с князем
— Так и пойдём! Я так и батюшке скажу.
— Не спеши, успеешь ещё.
— Ты как хочешь, а я завтра к Владимиру!
Наутро Зыбата, как только проснулся, сейчас же поспешил в княжий дворец. Владимир принял его и обещал устроить всё так, что Зыбата мог даже обойтись без неприятных для него объяснений с отцом.
Довольный, что всё так хорошо складывается, он вышел из Детинца и пошёл к тому месту где жил Улеб. Проходить нужно было через лес, и когда Зыбата вступил в него, до него донеслось несколько голосов. Юноша хотел пройти мимо, но вдруг он услышал громко произнесённые имена его отца, Андрея и печенега Темира. Это заставило его остановиться и прислушаться к таинственному разговору. Один из голосов показался ему знакомым, и когда Зыбата вслушался, то в говорившем узнал одного из стремянных своего отца.
— Сами смекните, — говорил этот человек, — на что нужны старику богатства?
— А ты говоришь, много их? — спросил хриплый голос.
— Два полных воза, сам грузил.
— Да, может, рухлядь какая...
— Чего рухлядь, сам Прастен отбирал, всё самое лучшее... Кубков одних золотых не перечесть...
— За сына дарил-то?
— За сына, за сына! А и то подумать, что сделал этот старик Прастенову сыну? Да ничего! Поднял его да к себе снёс — работа не великая. Совсем лишнее так одарять. Вот и смекайте. Старик-то один. Пожива лёгкая, без труда всё достанется.
— Так ли?
— Говорю: так!
— Да ты-то чего хлопочешь?
— Жаль добра, даром пропадает. Старику таких богатств ни на что не нужно. Сгниют в лесу ни за что ни про что.
— Сам бы и шёл, всё бы твоё было.
— Чудаки вы! Как это мне идти? Ведь, если я пойду, убьёт меня Прастен. Чуть что, и между людьми сейчас молва пойдёт: «Прастен, дескать, вчера дал, а сегодня пожалел и послал верного человека назад взять, что подарено». Вот ведь что скажут, на него весь покор ляжет, а он, как узнает, и меня со свету сживёт. Поняли?
— Да ведь если мы пойдём, тоже говорить будут.
— Не будут! Старичишке-то рот можно заткнуть, да так, что никогда он слова ни одного не скажет. На вас же никто и не подумает, а и подумает, сказать на вас никто не осмелится. Кто с варяга такое дело спрашивает и кто на варяга жалуется?
Наступило молчание. Притаившийся в кустах Зыбата понял, в чём дело.
— Так как? Идёте, что ли? — донёсся до него голос Збигоя — так звали стремянного.
— Если всё, как ты говоришь, — отвечал хриплый голос, — много и золота, и мехов, так отчего же не пойти?