Варяги и Русь
Шрифт:
— Затем, что устал, шатаясь по лесу, и отдохнуть зашёл к нему... А не зайди к нему, то и не увидел бы, как Олаф удирал вниз по реке...
— Так ты думаешь, что Олаф уехал к хорватам?.. Ну, так он попадётся в наши руки. Вот ты и остёр на язык, и вреден для многих, да, вишь, слабость то наша: все любят тебя за твоё скоморошничество... И я тебя люблю, и старуха Буслаевна, и князь даёт тебе поручения. А Буслаевна уж давно соскучилась по тебе... Хорошо, что пришёл... Пока князь возвратится с охоты, ты бы пошёл потешить её, старуху. На всё ты горазд, и на всё тебя хватает... Ты, парень, чай, сегодня ещё не ел?.. Не хочешь ли
— Ох, нет, боярин, не сыт и не мешало бы подкрепиться... животики подтянулись... На его угощении далеко не уйдёшь... Весь день урчало в животе.
— Ну, что ж, поди к Буслаевне... Там она угостит тебя и хмельным медком, и бражкой, и поджаристым пирожком.
— Спасибо на милости, боярин... Отведаю и того и другого, коли дадут.
— Поди, поди... Знаю, что тебе не терпится... Поев, да утешь старуху. Ну, ступай...
Тороп поклонился и ушёл. Дойдя до терема, стоявшего на дворе, особнячком, Тороп взошёл на лесенку и отворил дверь в светлицу, в которой сидела старуха Буслаевна. Увидев шута, она просияла и радостно встретила его:
— А, Торопушка!.. Что-то давно не видать тебя... Али за красными девушками всё ухаживаешь да тешишь их песенками... Забыл старуху... Слыхала, стороною, что ты в большой милости у князя... Ну, исполать тебе, добрый молодец, утешник наш.
— Спасибо, Буслаевна, — отвечал Тороп. — Живётся ни хорошо, ни плохо, да и худа нет, благодаря милостям князя.
Старуха пытливо посмотрела на него.
— Да что ты, кажись, такой печальный?.. Аль что стряслось с тобой?
— Нет, Буслаевна, ничего не стряслось, а что-то неможется, да и поесть хочется... Не дашь ли чего пожевать?..
— Как не дать! Дам и медку, и поесть дам... Чай, знаешь, что у Буслаевны для тебя всегда кой-чего припасено.
И старуха принесла разные яства и кувшинчик мёду. Поставив всё на стол, она начала угощать шута, который ел и пил всё без разбора.
В это время в другой светлице, находившейся рядом, открылась дверь и на пороге появилась молодая девушка, в которой он узнал Оксану. Но, увидев шута, она снова закрыла дверь, и из светлицы донеслись рыдания. Тороп покосился на дверь, но не показал, что он знает Оксану.
— Э, — сказал он, — да у тебя, Буслаевна, никак новые красавицы завелись.
— Знаешь ведь, что у нас что ни день, то новые... Уж мой Вышатушка и не знает, как угодить Красному Солнышку... Чай, со всего Киева собирает красавиц и отдаёт их мне, чтоб до поры до времени потешились здесь... Да вишь, эти-то две такие плаксивые, что ни утром, ни вечером не унимаются, все плачут.
— Издалека повытасканы?..
— Молвят — киявлянки... В Купалин день привезены... да такие несговорчивые, что ничем и утешить нельзя. Хоть бы ты, Торопушка, развеселил их... А то и князю срам показать... Все глазыньки повыплаканы...
— О чём же они убиваются?..
— Да, вишь, одна — по милом, а другая... Ну, уж другая была в наших теремах, при покойничке Ярополке, а всё-таки вторит ей... Говорит, дитя малое есть...
Буслаевна открыла дверь в светёлку и позвала женщин.
Обе они, повинуясь ей, вышли с заплаканными глазами и сели у стола, за которым сидел Тороп...
— Посидите, красавицы, — сказала Буслаевна. — Чай, не знаете, какой молодец пришёл в гости: княжеский потешник... Он разутешит и вас горемычных, а я уж старуха и не знаю, как
— За этим дело не станет, Буслаевна, — отвечал Тороп и звонким голосом запел:
Как в терему да во светлице
Сидят девицы, что птички в клетке.
Как на Днепре да на широком
Сокол ясный сидит.
— Э, да это грустная песня, — сказала Буслаевна. — Спой повеселее.
— И за этим далеко не пойдём... Чай, у меня песен целый ворох припасён. Споем другую, быть может, эта будет веселее...
Стонет, плачет красна девица По милом дружочке, Сохнет, чахнет добрый молодец, Слёз льёт ручеёчки.— Опять о слезах!— воскликнула Буслаевна.
— Э, да ты, Буслаевна, послушай, — возразил Тороп.
Выдь ты, пташка, на крылечко, В ночку тёмну, под навес; Там найдёшь ты то местечко, Что ведёт да прямо в лес. Прыгни тихо чрез канавку Под ракитовый кусток, Отыщи там ту муравку, Где сидел он вечерок, Слёзы горьки проливая, Он смотрел на теремок, Красу свою поджидая, Целый день и вечерок... Будет ждать он целу ночку... Будет поздно тебя ждать, Выди к милому дружочку, Чтоб далеко убежать...— Да что ты, Торопушка, поёшь всё какие-то унылые песни! — снова перебила его старуха. — Чай, я слыхала, у тебя есть весёлые.
Сёстры переглянулись и с благодарностью посмотрели на Торопа, но в это же время дверь вдруг распахнулась и на пороге появился Вышата.
— А, молодец, — сказал он, — хорошо же ты утешаешь Буслаевну!.. И складные же у тебя песни!.. Где научился им?
— А это я, боярин, перенял их от одного заморского скальда, что тешил одного князя...
— То-то я прежде не слыхивал таких... Буслаевна! — прибавил он, — смотри в оба за этим скоморохом да за красавицами — тоже... Не то, слышишь, что поёт?..
— Слышать-то слышу, да в ум не возьму... о каком-то дружке он поёт...
— Знамо дело, Буслаевна, — отозвался Тороп, — о заморском царевиче, у которого украли невесту... да ты не дала допеть. А хороша песня... Послушали бы до конца...
— Ну, пой, что было дальше, — сказал Вышата.
Тороп запел.
— Так вот какой конец этой песни! — воскликнул Вышата, когда Тороп закончил. — Ну, молодец, хоть ты умеешь складно петь, но песня твоя — пустой ветер, и у меня ворог не похитит добычи... Ну, красавицы, — прибавил он, обращаясь к девушкам, — готовьтесь к вечеру в княжий теремок... Довольно в затворе сидеть...