Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
Шрифт:
Варяжская русь, таким образом, не могла выйти из Скандинавии, выйти оттуда, где, если говорить словами В.В. Мавродина, «никогда не было ни племени «русь», ни области «Русь», что такого скандинавского народа не знают ни один источник, ни устное народное творчество народов европейского севера, ни поэзия скандинавских скальдов. Не так давно известный лингвист О.Н.Трубачсв констатировал, что «затрачено немало труда, но племени Rosy современного и сопоставимого преданию Нестора, в Скандинавии найти не удалось»394. Столкнувшись с этим фактом, норманисты сосредоточили свое внимание на доказательстве якобы скандинавской этимологии имени «Русь» (от финского названия Швеции «Ruotsi»; от скандинавских слов drot - дружина, вождь; roods - гребцы; Roslagen -местность в Швеции), ибо признание скандинавской основы имени «Русь» неизбежно ведет к выводу, как правильно когда-то заметил И.П.Шаскольский, «что Древнерусское государство было названо по имени норманнов, так как оно было создано (курсив автора.
– В.Ф.) норманнами» . Советские и современные норманисты видят в имени «Русь» в основном «этносоциальный термин с доминирующим этническим значением», который изначально был самоназванием приплывших на землю западных финнов скандинавов, ставший затем исходным для западнофинского ruot-si/ruootsi, в славянской среде перешедший
Е.А.Мельникова и В.Я.Петрухин относят возникновение термина Ruotsi в западнофинских языках к І-ІІ вв., а его переход в форму «русь» датируют временем до середины IX века. В территориальном значении это название начинает распространяться с момента захвата Олегом
Киева, а затем было перенесено на древнерусскую народность399. Параллельно с тем они с 1994 г. утверждают, что летописец «различал и противопоставлял «русь» и «варягов» как разновременные волны скандинавских мигрантов, занявших различное положение в древнерусском обществе и государстве». Первых исследователи видят в скандинавской дружине Олега и Игоря, известной как русь, т. е. гребцы, участники похода на судах, ставшей называть варягами своих же соотечественников, что позже приходили «на Русь в качестве воинов-наемников и торговцев, как правило, на короткое время», а затем и все население Скандинавии400. Авторство этой мысли принадлежит Г.Ф.Миллеру, в ходе обсуждения своей диссертации пытавшегося доказать оппонентам, что «у варягов, которые в течение нескольких поколений жили в России, название варяги постепенно вышло из употребления, и его заменило название руссы; в последующие же времена варягами назывались только те, кто вновь прибывал из заморских стран, чтобы сражаться под русскими знаменами», а именно, «наемные воины из датчан, норвежцев и шведов...» .
В отношении объяснения имени «Русь» из «руотси», коим финны называют шведов, А.Г.Кузьмин правомерно задал вопросы, на которые норманизм не способен дать ответа: почему финны и эстонцы Русь называли «Вене», хотя с именем «Русь» они должны были сталкиваться очень часто, а шведов обозначали «Руотси», «не известным германским языкам, а в финских не имеющих подходящего для этноса значения?». Он также справедливо заметил, что «близость звучания «русь» и «руотси» мало что дает: «финны называют эти две страны совершенно разными именами, к тому же равно неизвестными ни в той, ни в другой стране»402. Правота слов ученого особенно видна в свете мнений известных норманистов прошлого и современности. Так, К.Н.Бестужев-Рюмин находил «странным», чтобы скандинавы сами называли себя именем, данным им финнами. «Возможно ли в действительности, - вопрошал Г.В. Вернадский, -что скандинавы, пришедшие на Русь, взяли себе имя в той форме, которая искажена была финнами, встретившимися им на пути?». И если имя «русь» произошло от искаженного финского ruotsi, то как объяснить, завершал историк свою мысль, что это название (в форме «рось») «было известно византийцам задолго до прихода варягов в Новгород?». По словам А.Н.Насонова, полагать, что скандинавы «стали в южной Руси называть сами себя «Русью» потому, что так их называли финны, едва ли кто решится». Польский историк X.Ловмяньский сказал, что лингвисты «превысили границы своих исследовательских возможностей, утверждая, что слово русь должно было непременно произойти из Ruotsi»403.
Несостоятельность мнений о скандинавской этимологии имени «Русь» не устраивает не только историков. На современном уровне развития науки это уже настолько очевидно, что от нее отказались авторитетные зарубежные лингвисты, не сомневающиеся, следует подчеркнуть, в норманстве варягов: швед Ю.Мягисте и немец Г.Шрамм. Последний, «указав на принципиальный характер препятствий, с какими сталкивается скандинавская этимология, даже предложил выбросить ее как слишком обременительный для «норманизма» балласт», творя при этом, что норманская теория «от такой операции только выиграет»404. Наш соотечественник лингвист А.В. Назаренко, видя в варягах скандинавов, своими изысканиями показал, что этноним «русь» появляется в южнонемецких диалектах не позже рубежа ІІІ-ІХ вв., «а возможно, - добавляет он, - и много ранее». Этот факт, специально заостряет он внимание, усугубляет трудности в объяснении имени «Русь» от финского Ruotsi. И оригиналом заимствования древневерхненемецкого термина Ruzzi послужила, заключает ученый, славянская форма этнонима, «а не гипотетический скандинаво-язычный прототип *rops-». Говоря о производности Ruzzi от Rut, он допускает, что последний был известен южнонемецким диалектам еще в до-древневерхненемецкую эпоху, уже около 600 года. Опираясь на показания житий Стефана Сурожского и Георгия Амастридского, исследователь констатирует, что «какая-то Русь была известна в Северном Причерноморье на рубеже VIII и IX вв.», т. е. до появления на Среднем Днепре варягов405.
Свои сомнения в правомерности увязывать имя «Русь» со скандинавами выразили другие специалисты, также признающие норманство варягов. Историк А.А.Горский на широком материале продемонстрировал, что аргументация в пользу скандинавской этимологии не представляется убедительной и содержит ряд фактических ошибок. Археолог В.В. Седов доказал, что построение гфрэ> ruotsi > rootsi с историко-археологической точки зрения «никак не оправдано». Если оно действительно представляет собой западнофинское заимствование из древне-германского, то его, подчеркивает ученый, следует отнести ко времени до распада прибалтийско-финской этноязыковой общности, т. е. до ІІ-ІІІ вв#, когда уже началось становление отдельных западнофинских языков (на чем как раз настаивают Е.А.Мельникова и В.Я.Петрухин). Но археология, напоминает Седов, фиксирует заметное проникновение скандинавов в западно-финские земли только в эпоху викингов, т. е. значительно позже, поэтому рассматриваемое построение не может быть отнесено
Остается в данном случае добавить, что Г.З.Байер в посмертно изданной статье «Происхождение Руси», рассмотрев все известные на то время свидетельства о руси, признал, что «россы приняли свое название не от скандинавов». От скандинавской природы происхождения имени «Русь» отказываются сейчас и самые активные сторонники норманизма. Так, А.Н. Кирпичников уже говорит, что уверенное соотнесение руси «со скандинавами безоговорочно принять нельзя», и предложил понимать под ними особую группу торговцев, в которой могли быть представители разных этносов: скандинавы, славяне, возможно, финны. «В целом, - заключает ученый, - термин русы имеет не этнический, а если можно так выразиться, геосоциальный смысл»408. Но летопись представляет варяжскую русь не «этносоциальным» или «геосоциальным» термином, а народом, при этом конкретно указывая, в каком районе балтийского Поморья он проживал.
Глава 7 ЭТНОС И РОДИНА ВАРЯЖСКОЙ РУСИ В СВЕТЕ ПОКАЗАНИЙ ИСТОЧНИКОВ
Часть 1 Отечественные и зарубежные письменные источники о родине и этносе варяжской руси
Сводчики ПВЛ, трудившиеся над нею со второй половины X до начала XII в., не касались проблемы этноса и родины варяжской руси, самым деятельным образом участвующей с середины IX столетия в жизни восточных славян. Для них этой проблемы просто не существовало, т. к. они, пояснял И.Е.Забелин, хорошо знали, о ком вели речь, поэтому не считали надобным входить в подробности, в свое время всем известные', и в первую очередь, конечно, тем, кому был адресован их труд. Вместе с тем летопись, хотя нигде прямо не говорит ни о родине варяжской руси, ни о ее языке, в то же время дает исчерпывающую информацию по этим вопросам. В ее недатированной части граница расселения варягов на западе локализуется довольно четко: они сидят, пояснял летописец конца X в.2, по Варяжскому морю «ко въетоку до предела Симова, по томуже морю седять к западу до земле Агнянски...». Норманист М.П.Погодин в свое время установил, что летописец начинал «Симов предел» с Волжской Болгарии, а не с южных берегов Каспийского моря, как это обычно утверждалось в нашей историографии под влиянием византийских хроник3. Земля же «Агнянска» - это не Англия, как ошибочно считают поныне4, а южная часть Ютландского полуострова, на что впервые указали в XIX в. антинорманисты Н.В.Савельев-Ростиславич и И.Е.Забелин5.
Еще И.Н.Болтин, следует заметить, сказал, что «англяне», названные летописью в перечне «варяжских» народов, «занимали те места, где ныне герцогство Шлезвикское, Стормаргия, Вагрия и некоторую часть от герцогства Мекленбургскаго и Лавенбургскаго: и по ныне в герцогстве Шлезвикском одна небольшая область... называется Англен или Анге-лен». Но, по словам историка, летописец говорит не об этих англах, «а о живших в Швеции, в Смаландии и в Скании...»6. Показательно, что норманист В.Томсен, рассматривая приведенный летописный отрывок, также выразил сомнения в привязке «земли Агнянски» к Англии и задавался вопросом: «англичане или англы в Шлезвиге?»7. В юго-восточной части Ютландского полуострова обитали до своего переселения в Британию англо-саксы (отсюда «земля Агнянска» летописи, сохранившаяся в названии нынешней провинция Angeln земли Шлезвиг-Гол штейн ФРГ), с которыми на Балтике долго ассоциировались датчане: даже во времена английского короля Эдуарда Исповедника (1042-1066) названия «англы» и «даны» смешивались, считались чуть ли не тождественными, а мифологическими родоначальниками датчан являются Дан и Ангул8. С англосаксами на востоке соседили «варины», «вары», «вагры», населявшие Вагрию. Именно они, как доказано историком А.Г.Кузьминым, и были собственно варягами. Затем варягами, о чем речь шла выше, стали называть на Руси всю совокупность славянских и славяноязычных народов, проживавших на южном пббережье Балтики от польского Поморья до Вагрии включительно, а еще позднее - многих из западноевропейцев.
Полная ясность обстоит в ПВЛ и с языком варягов. Летопись, рассказывая об основании ими в Северо-Западной Руси городов, носящих, на чем справедливо акцентирует внимание А.Г.Кузьмин9, исключительно славянские названия - Новгород, Белоозеро, Изборск, тем самым говорит, что языком их общения был именно славянский, а не какой-то иной язык. Комментатор Сказания о славянской грамоте, привлеченного киевским летописцем в конце X в.10 и помещенного в ПВЛ под 6406 г., словами, что «словеньскый язык и рускый одно есть...», «настойчиво подчеркивает славянское происхождение руси...»11. В НПЛ младшего извода под 854 г. читается, что «новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска», т. е. «от рода варяжьска» происходит, как отмечает А.П.Сахаров, «не верхушка, не дружина, а именно «людье» - все новгородское население родственно варягам-руси»12. По мнению И.Е.Забелина и А.Г.Кузьмина, новгородцы, относя себя к потомкам варягов Рюрика, считали их славяноязычными13. Фраза, что «новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска», дана новгородским летописцем, как он сам же подчеркивает, применительно к своему времени («до днешняго дни»), что указывает на начало XII, либо на вторую четверть XIII в.14, и здесь, конечно, нет и речи о том, что, как полагают норманисты, новгородцы «от рода шведского», якобы являясь потомками «засадного», по характеристике А.А.Молчанова, норманского корпуса, до начала XI в. расквартированного на постоянной основе в Новгороде15.
Политическая раздробленность русских земель резко сузила горизонты видения летописцами как настоящего, так и прошлого, и во многих случаях была «разорвана и связь времен»16. В результате чего разговор о варягах, ушедших в небытие вместе с Киевской Русью, потерял былую актуальность, а память о них начинает постепенно ослабевать. Серьезную проверку на прочность ей пришлось выдержать в страшный период нашествия и владычества монголов, но при этом она не сотрется вовсе.
Процессы образования централизованного государства, подъем национального самосознания наших предков, устремленного в будущее, но произрастающего на осмыслении пройденного ими пути, вызвали у летописцев закономерное обращение к истокам своей государственности, у которых стояли варяги. Будучи хранителями и сберегателями исторической памяти народа, в принципиальных вопросах которой, по их понятиям, не должно быть белых пятен, они напомнили соотечественникам родину варяжской руси - южное побережье Балтийского моря.