Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Фомин Вячеслав Васильевич

В-третьих, как показывают те же саги, норманны абсолютно не знали Днепровского пути, что, кстати, дополнительно не позволяет относить их к варягам IX - середины X века. Эти памятники, отразившие историю скандинавов, хранят, как установил в 1867 г. В.Н.Юргевич, «совершен­ное молчание... о плавании норманнов по Днепру и об его порогах». В связи с чем он задал весьма уместный в таком случае вопрос: «Возмож­но ли, чтобы скандинавы, если это были руссы, не знали ничего и ни­где не упомянули об этом, по свидетельству Константина Порфирород­ного, обычном пути руссов в Константинополь?». Затем Д.И.Иловайский подчеркивал, что саги, столь много говорящие о походах скандинавов, вместе с тем ничего не сообщают о их плавании по Днепру и его поро­гам. О том же молчат, добавлял он, и западные хронисты307. И это при том, что один из важнейших торговых путей Восточной Европы - Днеп­ровский - был прекрасно известен варягам, которые, свидетельствует летопись, постоянно хаживали по нему и как послы, и как купцы, и как воины, и если его не знали скандинавы, то они, следовательно, не имели никакого отношения ни к его становлению, относимому к началу X в.308, ни к его активному функционированию

в том же столетии. Норманист Г.С.Лебедев вынужден был признать, что знаменитый путь «из варяг в греки» «как особая транспортная система в северных источниках не отразился...», и объяснял это тем, что он представлял собой явление вос­точноевропейское, и норманны познакомились с ним лишь тогда, когда он уже сложился «как центральная государственная магистраль»309, ина­че говоря, познакомились с ним уже после того, как давно уже сложи­лась вся его топонимическая номенклатура.

В-четвертых, в 1985 г. М.Ю.Брайневский к «русским» названиям днепровских порогов привел убедительные параллели из осетинского (аланского) языка, вместе с тем подчеркнув, что из германских языков нельзя объяснить ни одного из них. Недавно В.П.Тимофеев вновь про­демонстрировал, что они не имеют никакого отношения ни к одному из скандинавских языков, из которых, с нарушением норм, принятых в лингвистике, их пытаются вывести норманисты. По мнению А.Г.Кузь­мина, названия днепровских порогов возникли в IX в., когда еще сохра­нялось двуязычие аланов-русов (они полностью перейдут на славянский язык в начале следующего столетия) и ведут к «Руси-тюрк» (Аланской Руси на Балтике или Норманскому каганату), созданную в IX в. русами-аланами после их переселения с Дона310. В свете звучания в труде импе­ратора Новгорода как Немогарда, что предположительно может указы­вать на выходца с Южной Балтики, особое значение приобретает факт, на который давно обращено внимание в науке. Багрянородный дважды пишет ярах, тогда как и он сам, и другие византийцы, - констатирует С.А.Гедеонов, - всегда передают славянское г своим у». В связи с чем историк заключил, что он «передает не русское г в слове порог, а венд­ское h в слове prah...», и охарактеризовал его информатора либо новго­родцем, либо южнобалтийским славянином311.

Вертинские анналы, написанные Пруденцием (ум. 861), повествуют, что в 839 г. к франкскому императору Людовику I Благочестивому в Ин-гельгейм прибыло посольство византийского императора Феофила, вмес­те с которым явились люди, утверждающие, «что их, то есть народ зовут рос («Rhos»), и которых, как они говорили, царь их по имени хакан («Cha-canus»)» направил к Феофилу «ради дружбы». Последний просил Людови­ка, чтобы тот «милостиво дал им возможность вернуться в свою страну и охрану по всей империи, так как пути, которыми они прибыли к нему в Константинополь, шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен, и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь по ним, подвергались опасности. Тщательно расследовав причину их прибытия, император уз­нал, что они принадлежат к народности свеонов («eos gentis esse Sueo-num»)». Людовик, посчитав представителей хакана шпионами-лазутчика­ми, задержал их до выяснения, результат которого не известен312. Под свеонами обычно понимают шведов и их имя читается, за исключением нескольких случаев, во всех переводах анналов. Как «шведы» «sueonum» звучит, например, у К.Кондратовича, переводившего для В.Н.Татищева статью Г.З.Байера «О варягах» (в которой впервые был приведен этот от­рывок313), с небольшими сокращениями затем включенной историком в первый том своего труда, так оно продолжает звучать у современных изда­телей314, что, конечно, не допустимо по правилам публикации источни­ков, отвергающим любую модернизацию их текстов315. Это, во-первых.

Во-вторых, указывает А.Г.Кузьмин, «этническое название «свеоны» исторически не совпадало с названием «свевы» и свеонов отличали от свевов (будущих шведов), но «в раннее средневековье их стали смеши­вать». Так, если во времена Тацита (І-ІІ вв. н.э.) свеоны обитали «среди самого Океана», т. е. на одном из островов Балтийского моря, и, по сло­вам названного автора, «помимо воинов и оружия, они сильны также флотом», то свевы жили в пределах материковой Европе (в южной Германии, у верхнего Рейна316) и в Скандинавию часть их проникла уже в эпоху Великого переселения народов (в VI в.), дав название Швеции (Кузьмин предположительно отождествил их с гвионами Пифия). Он же констатирует, что «в IX в. франкские летописцы «свеонами» называли неопределенное население Балтийского побережья и островов», т. е. этот термин является «географическим, а не этническим определением»317.

В-третьих, слово «каган», как установил еще Г.Эверс, совершенно не известно в Швеции. Вместе с тем он акцентировал внимание на том, что шведы в 829 г. просили у того же Людовика Благочестивого миссионе­ров для проповеди христианства, после чего в Швецию была направле­на миссия Ансгария. А эти факты позволили Эверсу заключить, что «шведы и франки знали друг друга поименно задолго до того времени, как те мнимые Rhos прибыли в Ингельгейм». Резонно заметив при этом, что если бы последние были шведами, то они, думая, что их народное имя «не слыхано» у франков, назвались бы норманнами, ибо знали на­верняка, что так франки именуют всех скандинавов. В свете чего весьма странным кажется тот факт, продолжает свои интересные рассуждения ученый, что мнимые шведы назвались не собственным именем, а тем, под которым они известны у финнов, «как будто они нашли это имя из­вестным у всех народов от Балтийского до Черного моря»318.

По верным словам С.А.Гедеонова, титул «хакан» говорит о нахожде­нии в соседстве с Русским каганатом «хазар и аваров, совершенно чуж­дого скандинавскому началу народа Rhos», и справедливо видел в этом факт, уничтожающий «систему скандинавского происхождения руси; шведы хаганов не знали». Параллельно историк указал, что «для фран­ков Швеция была не terra incognita; миссия Ансгария в Швецию относит­ся к 829-831 гг.; норманские посольства являлись часто при франкском дворе; еще до Ансгария в 823 г. Людовик посылал своих графов Теота-рия и Ротмунда в Скандинавию для точного исследования этого края», а под свеонами понимал шведов, состоявших у киевского кагана дружин­никами. Относя существование каганата к 839-871 гг. и соотнося его границы с землями восточнославянского племени полян-руси, Гедеонов прекращение титулование «хаканами» русских князей связывал с водво­рением варяга-славянина Олега в Киеве. Д.И.Иловайский также отме­чал, что титул «хакан» показывает на соседство «аваро-хазар», и в целом рассматривал известия анналов как свидетельство существования славян­ского русского княжества в Восточной Европе в первой половине IX в., являющегося основным противником Хазарии. Н.П.Загоскин заключал, что раз послы «были шведами, не для чего было именовать себя мало­известным на западе названием «россов»319.

Правоту наблюдений антинорманистов в отношении титула «хакан» признали та часть ученых, что уверена в норманстве варягов, но при этом следуя не умозрительным концепциям, а конкретным фактам и только тем выводам, которые их них могут вытекать. Так, Г.В. Вернадский, не сомневаясь, что титул «хакан» «указывает на соседство хазар», пришел к выводу, что он был заимствован у хазар, чтобы подчеркнуть свою незави­симость от них. Идеи, высказанные Гедеоновым и Иловайским, были поддержаны в наши дни А.П. Новосельцевым, В.В.Седовым, Г.Г. Литав-риным, локализующим «Русский каганат» на Среднем Поднепровье, на той территории Восточной Европы, которую принято именовать Русской землей в узком смысле слова. При этом Новосельцев и Литаврин (послед­ний - колеблясь) придерживаются мысли, что во главе каганата стояли норманны. Седов, увязывая каганат со славянской волынцевской куль­турой конца ІІ-ІН вв. на левобережье Днепра, в послах, оказавшихся в Ингельгейме, видел скандинавов, служивших у русского кагана. Причи­ной гибели Русского каганата исследователь считал либо Хазарский кага­нат, с которым он соперничал, либо овладение Олегом Киева в 882 г.320

А.Г.Кузьмин, уточняя, что титул «хакан» вообще чужд германскому миру, также правомерно указывает, что он предполагает «с одной сторо­ны, соседство тюркского народа, а с другой - независимость «каганата» от любого другого государственного образования». И этот «Росский кага­нат», созданный в конце VIII - начале IX в. и разоренный в 30-х гг. IX столетия хазарами и венграми, историк связывает с русами-аланами и с салтовской культурой на Дону и Северском Донце, и видит в нем со­перника Хазарского каганата. В рассматриваемом случае весьма важно еще одно ценное наблюдение ученого. Пруденций, замечает он. не столь­ко отождествляет росов и свеонов, сколько противопоставляет их, что имеет особую важность в свете факта хорошего знания франками шве­дов321. Из того же факта выходит, что они, конечно, не могли спутать све-вов со свеонами. Невозможность их отождествления, следует добавить, невольно признал норманист Н.Т. Беляев. Полагая под свеонами шведов, он вместе с тем недоуменно вопрошал: «...Если росы шведы, то почему их владетель хакан (разрядка автора.
– В.Ф.)?»322. Недавно Е.С. Галки­на на конкретном материале показала существование военно-торгового Русского каганата, отождествив его с салтово-маяцкой археологической культурой (верховья Северского Донца, Оскола, среднее и частично верх­нее течение Дона), и погибшего под натиском кочевников во второй чет­верти IX в., но передавшего свое имя «Русь» Киевской Руси323.

Повышенное внимание уделяют норманисты показаниям тех источни­ков, где русские называются «северными людьми» («норманнами»), что, например, читается у кремонского епископа Лиулпранда (ум. 971/2, дваж­ды был послом в Константинополе: в 949 и 968 гг.). Но он же сам объяс­няет, что термин «норманны» имеет территориальное, а не этническое зна­чение: «Ближе к северу обитает некий народ, который греки но внешнему виду называют русиями, мы же по местонахождению именуем норман­нами. Ведь на немецком языке nord означает север, а піап - человек; по­этому-то северных людей и можно назвать норманнами». Далее автор, со­общив, что «королем этого народа был некто Игорь», рассказывает о похо­де киевского князя Игоря на Константинополь в 941 г. и его разгроме324. С.А.Гедеонов замечает, что Лиудпранд сочинял свой труд «Возмездие» во Франкфурте-на-Майне, одном из центров тогдашней образованности, и ему хорошо были известны те норманны, которых он описывает.разори­телями Кельна, Ахена, Триера, в связи с чем, конечно, «не мог полагать их между венгров, печенегов и хазар, не считать Игоря владыкой всех норманнов вообще...». По мнению Д.И.Иловайского, Лиудпранд полу­чил информацию о руссах от византийцев, которые относили русь к ги­перборейским (северным) народам, что и было передано им по-своему, по-лонгобардски. «Для Северной Италии, где жил Лиудпранд, - поясняет А.Г. Кузьмин, - «норманнами» были уже жители Задунавья, а для Южной Италии - и Северной Италии»325 (находясь во Франкфурте-на-Майне, он продолжал смотреть на Восточную Европу с юга). Подобная практика была характерна и для византийских памятников, которым, констатирует М.В.Бибиков, «присуща замена этнонимов описательными выражения­ми, например, «северный» может обозначать русских...»326.

Не вытекает вывод о норманстве варягов и из археологического ма­териала, хотя в наук речь идет уже об «огромном количестве» скандинав­ских предметов «во множестве географических пунктов» Руси, о том, что присутствие скандинавов на территории восточных славян документи­ровано «большим числом норманских древностей...»327. Тезис о множест­венности скандинавских следов на Руси, якобы зафиксированных архео­логами, весьма проблематичен. Если поверить археологам, справедливо указывает Кузьмин, что норманны появились на Верхней Волге на сто­летие ранее славян и долгое время численно превосходили последних, то следует поставить вопрос: каким образом из синтеза германской и уг­ро-финской речи родился славяно-русский язык? Видимо, резюмирует историк, что-то в этих построениях не так: либо факты, либо осмысле­ние. Он же подчеркивает, что даже в областях, где норманны якобы поя­вились намного раньше славян, да к тому же будто бы преобладали над последними, «мы не находим «следов» норманских языков, а «варяж­ские» боги ІХ-Х вв.
– это Перун и Велес, но никак не Тор и Один...»328.