Васек Трубачев и его товарищи (книга 2)
Шрифт:
— Как хорошо жили бы люди, если б не было на земле фашистов! — задумчиво говорит Лида Зорина.
Нюра Синицына вскакивает. Она в широкой Миронихиной кофте, подвязанной ремешком.
— Ой, девочки, смотрите — все коровы разбрелись! Вставайте скорей!
Девочки, подпрыгивая, разбегаются в разные стороны.
— Красавка! Красавка! — заплетая на ходу косы, зовет Валя.
— Недолька! Буренка! — звучат неподалеку голоса ее подруг.
Каждый день Лида, Валя и Нюра гонят на поляну десяток коров. В Макаровке только у некоторых хозяек остались старые, тощие коровы.
По тайному соглашению с Миронихой, каждое утро хозяйки, увидев девочек, выгоняют за ворота своих коров. Девочки гонят маленькое стадо на лесную поляну. В полдень из лесу тайком приходит женщина. Она доит коров и уносит молоко в лес. Иногда она забирает также хлеб, крупу и сало — все, что удается потихоньку от фашистов собрать в селе для макаровских партизан. Но чаще всего продукты относит в лес сама Мирониха.
Девочки встают очень рано. Натянув на себя старые Миронихины кофты и вооружившись длинными хворостинами, они гонят по улице коров, торопливо пробегая мимо гитлеровских солдат. Влажная серая пыль холодит босые ноги, из-под длинных рукавов выглядывают красные пальцы; свежее утро охватывает ознобом плечи. За селом, где начинается лес, девочки вздыхают свободней. В глубине леса, на зеленой поляне, они усаживаются втроем на старый пень и, поджав под себя босые ноги, с грустью смотрят на покрасневшие листья, на желтеющий лес.
— Скоро сентябрь, — тихо говорит Валя Степанова.
— А я все думаю: кто-то в нашу школу пойдет, на наши парты сядет… — вздыхает Синицына.
Лида Зорина печально смотрит на подруг:
— Другие девочки пойдут… Опять будут у них звенья… и звеньевые…
— А мы как же? — тревожно спрашивает Нюра.
— Мы тоже будем учиться… хоть тайком, а будем… Может быть, в Ярыжках, у Марины Ивановны…
— В Ярыжках? Да ведь это очень далеко!
— Наши ребята попросят дядю Степана взять нас к себе. Там мы будем жить и вместе учиться! — уверенно говорит Валя. — Васек Трубачев придет! Он нас не бросит!
Лица у девочек светлеют.
— А помните, как раньше первого сентября бежали мы в школу! Я, бывало, чуть свет встану в этот день!
— А я помню, как дадут нам в детском доме новые учебники, так я оторваться от них не могу. Все странички перелистаю, все книжки в новую бумагу оберну, надпишу, — счастливо улыбается Валя.
— А потом, а потом! — вскакивает Лида. — Когда еще только подходишь к школе, все кричат: "Здравствуй, Лида! Зорина, здравствуй!" А в классе уже учитель…
— Нет, сначала мы приходим, а потом учитель, и мы прямо сразу, все хором: "Здравствуйте!" — Нюра протягивает вперед руки, как будто держится за парту.
— Здравствуйте, Сергей Николаевич! — повторяют хором девочки и вдруг смолкают… Снова усаживаются на пень и долго сидят, тесно прижавшись друг к дружке.
— Разве без школы можно жить? — грустно спрашивает Лида.
Нюра покусывает стебелек и щурится от солнца. Глаза у нее светлые и зеленые, как трава; щеки обветрились, кожа на руках погрубела, но выражение лица стало мягче, спокойнее. Многое изменилось в Нюре за эти трудные дни. В ней появилась нежная заботливость по отношению к подругам. Ей всегда кажется, что она крепче и сильнее их.
— Валя, надень мои тапочки! У тебя ноги посинели… Давай, Лида, я тебе платок повяжу, — беспокоится она утром, когда они гонят коров.
— Ладно тебе, Синичка! — обнимают ее подруги. — Что мы, какие-нибудь особенные, что ли?
Девочки крепко сдружились и полюбили друг друга.
— Мы как сестры, — часто говорит Валя — У нас даже все мысли одинаковые.
Сидя втроем на поляне, они без конца говорят о школе, о родителях, вспоминают всякие мелочи из своей прежней жизни и рассказывают их друг другу как что-то очень важное.
— Один раз моя мама пироги с калиной испекла, — говорит Лида, срывая ветку калины. — И вот к нам гости пришли. И так весело было! И все спрашивали: "Что это за пироги, что это за пироги?" А моя мама… — Голос у Лиды начинает вздрагивать, с черных ресниц спрыгивают капельки слез. — А моя мама говорит: "Это… с калиной… пироги…"
У Нюры быстро краснеет нос, дрожит подбородок.
Валя, улыбаясь, качает головой:
— А вот у нас в детском доме осенью… Ну вообще… в это время много именинников. И тогда тоже пироги пекут и всем подарки делают. А наша тетя Аня всегда знает, что кому хочется. И как это она всегда знает?
— Вот правда, как она знает? — удивляются подруги.
— А мой папа, наверно, на войну ушел, а мама одна осталась, — говорит вдруг Нюра.
— Конечно, все папы сейчас на войне! Разве кто-нибудь будет сидеть дома!.. Может, даже моя мама пошла! — с гордостью говорит Лида.
Нюра придвигается ближе к подругам и шепчет, зажимая ладонью рот:
— А фашистам вчера опять жару дали! Целый эшелон взорвался на Жуковке. Помните, ночью грохот был? Это партизаны взорвали! Мне Маруська сказала.
— Да что ты!
Девочки молча переглядываются.
— Фашисты всех вешают да убивают, а их никто не боится, — презрительно говорит Валя.
— Наши ребята их тоже нисколечко не боятся! Мне Коля Одинцов говорил, что они с Трубачевым даже ни капельки не струсили, когда на дороге бой начался, — зашептала опять Нюра. — Наши ребята могли бы их сами побить, если бы у них ружья были!
— Очень просто! Мы бы всем отрядом как двинули на них! — разгорелась Лида.
— Глупости это, — хмурится Валя. — Зря болтаете только…
Она обрывает с ромашки белые лепестки и гадает вслух:
— Будем в школе — не будем в школе, будем — не будем…
Девочки внимательно смотрят, как падают на ее колени лепестки.
Солнце начинает сильно припекать. Коровы перестают жевать траву и утыкаются мордами в кусты. Полдень.
Из леса доносится хруст валежника и шорох листьев. Девочки вскакивают: